Интервью с аксеновым: Сергей Аксенов: На 95% вопросов я отвечаю всегда без бумажки, никогда специально не готовлюсь к интервью | Программы | ОТР – Любовь Аксёнова о музыкальной карьере, работе с Денисом Шведовым и голодании ради роли — РТ на русском

• © Екатерина Чеснокова/РИА Новости

— Вы говорили, что в современном кино не хватает актёров, «привносящих свою сущность в персонажа», и сами вы тоже к этому стремитесь. А бывает такое, что вы, наоборот, что-то заимствуете у своих героинь?

— Мне кажется, что кино — это пространство образования. Я вижу, как можно себя вести в той или иной ситуации.

Я как Люба Аксёнова очень многое позаимствовала из фильмов и у моих персонажей в том числе. Я примеряю на себя разные роли. И это нормально, когда ты влияешь на что-то, а оно влияет на тебя. Движение идёт с двух сторон.

— У некоторых актёров есть режиссёры, с которыми они готовы работать на любых условиях, иногда даже не читая сценария…

— Мне, например, нравится то, что делает Кристофер Нолан. Я бы не отказалась с ним поработать. (Улыбается.)

— А из российских постановщиков?

— С Виктором Шамировым. Я бы хотела ещё раз с Петром Бусловым поработать — он один из моих любимых режиссёров. С Андреем Звягинцевым, Анной Меликян, Борисом Хлебниковым… вообще, список большой, всех называть не буду.

— Для некоторых ваших коллег (например, для Александра Петрова) профессиональная цель — «Оскар». А у вас есть такие амбиции?

— Похожих нет. Отчасти я даже завидую Саше, потому что у него есть чёткая цель.

Моя цель, скорее, больше сосредоточена на самой работе. Мне нравится быть в процессе, осваивать мастерство, наполнять персонажей, оживлять их, развивать их и развиваться самой. И если мой труд будет резонировать и находить отклик в сердцах зрителей — это одна из лучших наград.

«Меня всегда вдохновляли актеры-мужчины» — Статьи на КиноПоиске

К своим 28 годам Любовь Аксенова успела многое: избежать учебы в академии МВД, поработать с Андреем Смоляковым, избавиться от табу на эротические сцены и обзавестись иностранным агентом.

Это интервью — часть спецпроекта «Новые русские» о молодых отечественных актерах. Читайте также наши интервью с Риналем Мухаметовым, Александром Кузнецовым и Иваном Янковским.

— В одном из твоих интервью я читал, что у тебя было много вариантов в плане выбора профессии. Почему ты пошла в актрисы?

— Действительно, выбор был, думаю, как и у всех подростков. После окончания школы открыты многие двери. Я же была выпускницей уже в 16. В голове ветер, а надо выбирать, куда пойти. Меня интересовали психология, языки, дизайн, а в семье шутили, что отправят в Академию МВД.

— А почему в Академию МВД?

— Папа — военный. Академия ассоциировалась с его светлым образом. Продолжаю свой рассказ: и вот в самом разгаре летних каникул мы с мамой посмотрели по телеканалу «Культура» выпуск про поступления в театральные вузы Москвы. Галина Николаевна (моя мама), как оказалось, чувствовала тогда меня лучше, чем я сама себя. Она и была первым человеком, кто задал мне этот вопрос: «Ты хочешь стать актрисой?» И ответ был однозначным: хочу!

Я с горящими глазами отправилась в Москву, выяснила всю информацию о вступительных экзаменах, начала подбирать программу. Мама, в свою очередь, подняла все свои знакомства и нашла двух актрис, которые согласились дать мне советы к поступлению. Итак, они пришли, послушали меня. После отвели маму в сторонку и… твердо заявили, что ничего не получится, лучше даже не пробовать, чтобы девочку не расстраивать. И ушли. Конечно же, мне было передано каждое слово. Конечно же, тогда мне стало обидно. Но назад пути не было — я решила не отступать. Мама дала мне сил своей верой в меня. Я отправилась поступать и… вот я сижу напротив тебя, рассказываю, как так произошло, что я стала актрисой.

Люблю эту историю. В ней на мой взгляд заложено больше, чем кажется. В первую очередь она показывает, как тонко родители способны чувствовать ребенка. Как, задавая правильные вопросы, они способны направлять и помогать с выбором. На мой взгляд, это очень важно — не решать за человека, а попробовать понять и помочь услышать свой внутренний голос.

— Ну, хорошо. А ты понимала, что дальше, после учебы? Учиться ты пошла в театральный, в итоге играешь в кино. Как это вышло?

— Знаешь, чем ближе был выпуск из театрального, тем меньше я понимала, что будет дальше, буду ли сниматься в кино или служить театру. Однако я верила в себя и в свои силы. Я точно знала, что буду человеком профессии, несмотря на нависшую смуту.

На четвертом курсе произошло знакомство с Нигиной (Нигина Сайфуллаева — прим. ред.), она тогда искала героиню для своего дипломного фильма. Уже на пробах мы подружились.

До съемок в «Шиповнике»у меня был опыт съемок на первом курсе. Меня утвердили в сериал. Это был масштабный проект для центрального ТВ, но я долго там не продержалась, ибо мне было сложно. Однако, спустя время я понимаю, что основные мои препятствия на площадке заключались в том, что все происходило так стремительно быстро, что я не успевала за процессом. Я не понимала, в чем моя функция, как участника процесса.

Опыт съемок в «Шиповнике» меня научил этому. Я поняла, что надо хвататься за каждую возможность, не бояться пробовать и ошибаться. Ошибки важны, они ведут к более детальному пониманию.

— Давай вернемся немного назад. Ты говоришь, что желание пойти в актрисы зрело в тебе как-то подспудно, а с чего оно возникло?

— С вдохновения. Я всегда любила сказочные фильмы, они меня уносили в миры, где возможно все. И до сих пор моя профессия для меня ассоциируется с таинством и магией. «Тот самый Мюнхгаузен», например, мой любимый фильм, в котором хорошо ощущается дух волшебства этого мира. А кассету с «Женитьбой Бальзаминова» я засмотрела до дыр. Вицин и Янковский — два моих драгоценных воспитателя.

— Я спрашиваю как раз потому, что все, что ты перечисляешь, — очень мужские истории. Ты понимала, где там твое место?

— Да, ты прав. Меня всегда вдохновляли актеры-мужчины. В них была сила, которая меня притягивала и которую я интуитивно старалась в себе взрастить. Но роли, на которые я обращала внимание, были не только мужскими. Что касается женщин-героинь, то меня вдохновляли Инна Чурикова, Елена Соловей, Нонна Мордюкова — от работ этих леди до сих пор мурашки по коже.

Я радуюсь, когда вижу в кино женщин, с которыми хочется отождествляться, на которых хочется равняться. Думаю, есть важная деталь в персонаже любого пола: героя делает героем четкое понимание, чего он хочет, затрата усилий в достижении целей, способность на поступок и преодоление препятствий как снаружи, так и внутри себя. Для меня сильная женщина не та, что пытается быть мужчиной. Сила женщины заключается в другом — в возможности принять свою природу, в понимании своих сильных и слабых сторон, в получении радости от того, кем ты создана.

Вот в фильме Кирилла Плетнева «Жги!» две замечательные героини, с которых хочется брать пример, сыгранные невероятными актрисами Ингой Оболдиной и Викторией Исаковой. А у моей героини в «Без меня» тоже интересный рисунок роли — от совершенной слабости до самодостаточности.

Чтобы показать актерский талант наших героев, мы записали с каждым из них короткий ролик — кинопробы в неожиданных обстоятельствах со сценой из известного фильма.

— Да, но таких ролей все-таки очень мало, а ты много работаешь. Как ты вообще решаешь, что готова сниматься?

— Сложно объяснить словами. Приходит сценарий, я его читаю, а дальше смотрю по ощущениям, как материал отражается во мне.

— Есть какая-то роль, после которой ты поняла, что судьба определилась и ты дальше ты будешь актрисой?

— «Шиповник» Нигины [Сайфуллаевой]. Я поняла, что могу от съемок получать удовольствие, увидела себя в этой профессии. Поняла, что могу посвятить этому ремеслу свою жизнь.

— Я читал, что сначала у тебя было табу на эротические сцены, но оно быстро снялось. Есть сейчас что-то, что ты себе запрещаешь?

— Ну, не так уж и быстро снялось. Мне потребовалось время, чтобы принять этот нюанс в профессии. Сейчас я против того, чтобы в кадре мучили и убивали животных. Мне сложно смотреть такие сцены и не хочется участвовать в подобном. Это запрещенный прием, на мой субъективный взгляд. Вероятно, я не буду заниматься любовью в кадре по-настоящему, разве что партнером будет мой муж. А так я за любую движуху, лишь бы все были довольны. Я понимаю, что есть вещи, которые должны быть переданы максимально реалистично и никак по-другому.

— А разного рода трансформации? Растолстеть, похудеть, налысо побриться?

— Для меня это естественно — поменять свой внешний вид для роли. Если это заложено в сценарии и позволяют ресурсы — время, здоровье, — то это необходимо делать! И, конечно, это вызывает уважение, когда человек меняет свою внешность. Но я считаю, для таких актеров это обычный творческий процесс. Это так же естественно, как для скульптора, который каждый раз из глины лепит что-то новое и неповторимое.

— У каждого актера своя техника работы. Владимир Машков, например, называет персонажей подселенцами. Некоторые актеры воспринимают себя как пластилин, из которого режиссер может лепить, что ему вздумается. Я про это говорю, потому что те актеры, которых ты упомянула как свои ориентиры, были яркими личностями и вне экрана, уж никак не «существами третьего пола». Насколько для тебя важно привносить в роль себя?

— Художник обязан иметь свою позицию. Понимать, во имя чего он творит. В чем конкретно, на его взгляд, этот мир несовершенен. Актер также привносит свое видение в историю. Он создает персонажа, личность. Уметь как и надеть его на себя, так и снять — вот мастерство.

Я не знакома с актерами, про которых мы говорим, и могу опираться только на свои чувства. По моим ощущениям, они привносили свою сущность в персонажа, сливаясь с ним. В современном кино этого не хватает, и мне, конечно, хочется этого добиться от себя.

— Ты уже работала с артистами старшего поколения. Чувствуешь какую-то разницу между собой и ними?

— В картине Петра Буслова «Родина» моим партнером был Андрей Игоревич Смоляков. Меня поразили его профессионализм и мастерство. Он словно светился изнутри. Я смотрела на него и поражалась его уровню культуры, тому, с каким уважением он относится к людям и миру вокруг. Как-то у меня были разногласия с Петром Викторовичем, и Андрей Игоревич подошел ко мне, обнял и сказал слова, которые я помню до сих пор. Тогда я ощутила, что такое сочувствие.

— Ты в интервью Дудю говорила, что у тебя есть иностранный агент. Насколько тебе важно работать глобально?

— Границы расширяются, и это здорово. Разные ментальности, люди, принципы работы пробуждают еще больший интерес. Я считаю себя человеком мира и не вижу особой разницы в локациях для творчества. Мне нравится делать свое дело, и если нужно говорить на разных языках, я только за. Я считаю, что международный кастинг — это успех для любого проекта.

— Что у тебя в этом направлении происходит?

— Давай оставим это в секрете — люблю интриги… Скажу только, что я продолжаю быть собой и пробовать, а дальше посмотрим.

— Какая для тебя самая важная роль из сыгранных?

— Не стану выделять одну. Каждый фильм по-своему является важной поворотной точкой, матч-пойнтом моей жизни. Иногда меня спрашивают: «Зачем ты снялась в этой картине?» А я точно могу ответить, что мне дал каждый проект, все это не зря. Начиная с «Шиповника» и до «Без меня» все проекты имеют отдельное место в становлении меня как личности. Стремлюсь к тому, чтобы этих точек впереди у меня было еще много.

— Расскажи тогда, что еще хочется сделать?

— Я с удовольствием сыграю в компьютерной игре — это давняя мечта. К примеру, Пейдж в «Beyond», Стивен Огг в GTA. Скоро выйдет «Death stranding» Хидэо Кодзимы, там главные роли сыграли Норман Ридус, Мадс Миккельсен и Леа Сейду. Еще с радостью приму участие в доброй, умной сказке для детей, чтобы привести свою племянницу на просмотр. Мне ее очень не хватает на премьерах, потому что я снимаюсь в основном в картинах 18+. (Смеется.) Есть какие-то направления, с которыми хочется поработать, которые хочется сыграть. С нарциссизмом, например. Я в последнее время много думаю о том, как это работает, проникает во все сферы жизни и незаметно является нормой среди людей.

— Ну, актер — это вообще нарциссическая профессия.

— Я ее так не воспринимаю. Мне кажется, что в современном обществе нарциссизм присутствует везде. Все больше людей обеспокоено количеством лайков и репостов, не понимая, что к ним это не имеет никакого отношения.

На пути к мечте. Интервью с фотографом Алексеем Аксёновым

Сегодня мы побеседовали с фотографом, связавшим свою деятельность с модой и портретом. Алексей Аксёнов рассказал о себе, своём творчестве и своём новом фотопроекте.

1. Представься пожалуйста.

Меня зовут Аксёнов Алексей, я родом из Ярославской области Россия, однако, большую часть жизни прожил в Донецке, а покинул город в ноябре 2018 года переехав вместе с семьей на север России в республику Карелия. Сейчас я живу и снимаю в Краснодаре.

2. Почему ты так резко сменил страну и место проживания?

В моем городе, уже который год идет война, да, она не такая масштабная, как это было в 2014 году, однако это все равно дало определенные ограничения для моего развития и творчества. Я давно пытался полностью уйти в фотографию, начинал как внештатный фотокор для сайта kp.ru еще в 2014 году, однако полноценно посвятить себя фотографии не получалось. Мне не хватало пространства, да и основные бренды покинули город с началом боевых действий, а я кроме портрета всегда хотел погрузиться в моду.

3. Когда ты понял, что хочешь посвятить себя фотографии?

Точного времени не могу назвать, я всегда тянулся к творчеству. В детстве увлекался рисованием, но мне не помогли развить этот талант, после, занялся электронной музыкой и даже пару треков вышли в нескольких крупных онлайн играх, это была моя мечта. Когда мечта исполнилась – интерес к музыке пропал, а мне очень хотелось заниматься творчеством. Тогда я и начал изучать фотографию. Однако осознано и практически полностью погрузиться в этот мир я смог только в конце 2014 года. И начинал я с репортажных съемок.

4. Что вдохновляет тебя? Есть ли художник или фотограф, которым ты восхищаешься? И где ты ищешь вдохновение?

Меня вдохновляет многое, но больше всего современная модная индустрия – это то, что по-настоящему мне нравится. Если я не могу придумать идею для съемки, я сразу начинаю листать новые и старые модные журналы, а также часто прибегаю к помощи Pinterest.

Меня очень вдохновляют такие фотографы, как Helmut Newton, его черно-белая модная фотография просто завораживает меня, а также обожаю работы яркого David LaChapelle. Из Российских фотографов мне очень нравится Dan Hecho за его цвет и минимализм, а также Олег Зотов, он вдохновил меня меньше заниматься ретушью и больше снимать.

5. Что больше всего тебе нравится фотографировать? Какой жанр фотографии тебе ближе всего?

Хороший вопрос. Я больше всего люблю фотографировать людей, именно поэтому основной жанр съемки в моем портфолио — это портрет, однако, также люблю снимать моду, а в последнее время уличную фотографию.

6. Куда уходят твои работы, кто твой клиент?

По большей части, мои клиенты – это модельные агентства и будущие модели, которым требуется модное и красивое портфолио. Часто делают заказы просто красивые люди, которые хотят попасть в глянцевые европейские журналы, и я предоставляю для них эту возможность.

Также беру частные заказы на съемку лукбуков от иностранных дизайнеров одежды и мало известных брендов, они платят хорошо по меркам России, и часто оставляют вещи фотографу.

Мои фотографии были опубликованы в таких журналах как: New Face Magazine: Colors for October, 2019, Vogue Italia (онлайн-версия), HORIZONT: ISSUE 6 — Standard Submission, Moevir Magazine: Printed November Issue, Picton Magazine: Black Special Edition, Elléments Magazine: DECEMBER | BEAUTY ISSUE, ELEGANT Magazine: Elegant Kids Debut, LYUN: Open Theme — April Issue, Moevir Magazine: January Issue 2020 (Париж), Art of Portrait: Art of Nude — Issue 15, GEZNO Magazine: Open Theme — February 2020.

7. Над чем сейчас работаешь?

В данный момент работаю над фотопроектом долгостроем «Россия. Краснодар. Ч.1 Тени». Это социальный фотопроект, в котором я посредством черно-белой фотографии показываю город. Но это не просто уличные фотографии. Своей работой я хочу показать, что фотограф в ответе за то, что несет в своей фотографии. Мой проект начинается с не лучшей стороны города, однако, с каждой новой серией, зритель сможет увидеть всю красоту, пусть и в черно-белых тонах. Проект пришел в голову после того, как я увидел, что сильно много фотографов пытается очернить нашу родину и показывают только ее «темную» сторону. В моих работах будет все. Несколько работ, вы уже можете увидеть, эта серия под названием «Тени». В первую очередь эта серия рассчитана на иностранную публику. Проект по мере завершения каждой из частей, будет публиковаться, как на моем сайте и социальных сетях, так и на иностранных ресурсах – галереях.

8. У тебя есть своя студия?

У меня есть возможность снимать у себя дома, однако, чаще работаю в интерьерной студии у своих друзей из Краснодара, в студии «Барокко» либо просто в фоновых студиях.

9. Что бы ты хотел пожелать тем фотографам, которые только начинают свою карьеру?

Не останавливайтесь, прислушивайтесь к критике, но не опускайте руки и продолжайте снимать. Изучите свою камеру и купите себе фонарик и маленький гипсовый бюст. Это очень поможет вам в будущем понимать, как будет ложиться свет.

Социальные сети фотографа Аксёнова Алексея, г. Краснодар.

артодоксия в действии. Интервью с владельцем ярмарки Дмитрием Аксеновым — Сноб

Ставшее затрепанным слово contemporary точно характеризует нашу реальную нереальность. Впрочем, в сочетании с именем Vienna возникает какая-то моцартовская ослепительная нота, которая способна примирить с любой современностью. О некоторых итогах и перспективах viennacontemporary рассказал в своем интервью «Снобу» владелец ярмарки, российский предприниматель и филантроп Дмитрий Аксенов

Мы встретились с Дмитрием Аксеновым ранним утром в VIP-lounge viennacontemporary. Накануне, а точнее, поздно ночью закончилась всенощная Agrypnia Теодора Курентзиса, и я постеснялся спросить Дмитрия, удалось ли ему хоть немного поспать перед нашим интервью. Искусство требует жертв. И, как легко догадаться, жертв не только финансовых.

О грандиозном проекте председателя совета директоров RDI Group, основателя Aksenov Family Foundation, бизнесмена Дмитрия Аксенова по превращению Вены в центр современного восточноевропейского искусства «Сноб» уже писал. Поначалу всё было довольно помпезно: огромные ангары VIENNAFAIR, много случайной публики, много скучающих галеристов. Почему-то больше других запомнился Емельян Захаров (галерея «Триумф»), громко возмущавшийся вынужденным соседством с каким-то перформансистом из Индии. Тот все время издавал разные звуки, действовавшие на нервы Емельяну («Ну что за карма у меня такая, – жаловался он соотечественникам, проходившим мимо, – куда ни при­еду, обязательно какая-нибудь сволочь под боком поселится»).

После переезда в Marx Halle, в здание бывшего скотного рынка все стало компактнее, удобнее, логичнее. Венская ярмарка сменила свое купеческое название на модное vienna­contem­­­­­­­porary и начала действовать более целенаправленно. Ее фокус на восточноевропейское искусство стал более очевидным, а уровень, на котором она проводится уже не первый год, поднял ее до топ-20 мировых ярмарок современного искусства. Вена, не слишком продвинутая по части contemporary art, радостно ухватилась за шанс приобщиться к модным трендам. И теперь можно сказать, что viennacontemporary, придуманная и продвигаемая Дмитрием Аксеновым, стала мощным драйвером местной художественной жизни.

Ее здесь ждут, она превратилась в неотъемлемую часть осеннего венского музейно-выставочного ландшафта и обязательный пункт в расписании коллекционеров. Причем речь идет не о каких-то заоблачных шестизначных цифрах, «голубых фишках», VIP-клиентуре Базеля и Май­ами. Венская ярмарка предназначена для более демократичного сегмента любителей прекрасного. Например, стоимость самого дорогого полотна из серии «Под снегом» Ильи Кабакова не превышала 600 тысяч евро. Вокруг нее ходили на цыпочках и делали селфи, как у «Моны Лизы». А в основном цены колебались от двух сотен до 15 тысяч евро, создавая приятную иллюзию соответствия собственных финансовых возможностей мировым художественным процессам.

Да и художества тоже были весьма умеренной провокационности. Лично меня заинтересовали пустые пакетики из-под сахара, наклеенные на холст в виде некой карты мира. Их там было больше тысячи. Оказалось, что это художник Пауль Лейтнер получил в наследство от своего дедушки коллекцию, которую тот собирал всю жизнь. Дедушка умер. Как водится, никто не знал, что с этими пакетиками делать: выбросить на помойку жалко, продать невозможно, хранить негде. В общем, предприимчивый внук-художник решил сделать некое панно. И гуманистично, и толерантно, и даже трогательно. Все как теперь принято.

Художница Жиль Паз тоже какое-то время в смятении перебирала барахло, оставшееся после смерти мамы, пока не решилась его использовать для специальных репринтных оттисков. Все эти коврики, пейзажики, кораблики, украшавшие скромный старушечий быт среднего достатка, она превратила в серию меланхоличных сепий в белых рамках. Опять же ничего провокационного и намеренно грубого. Только нежность, только желание погладить шероховатую поверхность и утопить свою печаль в беспросветных коричневых сумерках. Очень модный ныне тренд – «взаимодействие с памятью», «работа с

Мои прогулки с Василием Аксёновым – Алексей Козлов – Блог – Сноб

Незадолго до того момента, когда Васили Аксёнов был выслан из Советского Союза, мы в который раз встретились с ним в любимом нами Коктебеле. Летом 1979-го года он вместе с семьёй приехал отдыхать туда, но уже на других условиях. Дело в том, что именно в 1979-м году Василий Аксёнова сделал попытку выпустить литературный альманах «Метрополь», минуя всяческую цензуру. Это была первая в истории советской культуры попытка такого рода. Цензура была основой устойчивости однопартийной системы.

А сама попытка была воспринята властями как политическая, диссидентская акция. Я помню, с какой яростью тогда набросились власти на писателей, рискнувших принять участие в «Метрополе». Это было время, когда КПСС стало уже безразлично, что подумает Запад о расправах с диссидентами. А когда в начале 1980-го года началось подавление польского независимого профсоюза «Солидарность», авторитет Советского Союза катастрофически упал в глазах даже так называемой «прогрессивной западной общественности». А тут еще и Аксенов со своими требованиями отменить цензуру. Всё это привело к тому, что Аксёнов и ряд участников «Метрополя» были исключены из Союза писателей.

Так Аксёнов был лишён права претендовать на путёвку в Дом творчества Литфонда, куда стремились попасть многие писатели. Но отнюдь не всем, даже знаменитым, удавалось отдыхать в этом лучшем в стране Доме Творчества. Раньше Аксёнов постоянно отдыхал летом в этом коктебельском санатории. Но в этот раз ему пришлось снимать жильё на территории посёлка за пределами роскошного парка Дома творчества. Именно в Коктебеле мы постоянно встречались летом с Василием Аксеновым, вплоть до его высылки из СССР. Иногда мы совершали довольно большие прогулки по Карадагу, мимо горной гряды Сюрю-Кая, вокруг Святой горы, поднимались к могиле Волошина. Именно там, в семьдесят девятом году он дал мне прочитать один из пяти машинописных экземпляров рукописи «Ожога», романа, только что оконченного им. Предупредив, чтобы я никому его не показывал, он сказал: «Я хочу знать твое мнение, потому что один из героев — Самсон Сабля — саксофонист, написан как бы с тебя. Прочти».Так и получилось, что «Ожог» я прочитал одним из первых. Это был «кирпич» в 800 страниц машинописи, я неделю никуда не ходил, ни в горы, ни купаться, пока не прочел его целиком. Там было описано реальное событие — скандальное выступление «Арсенала» на творческом вечере Аксенова в ЦДЛ. Многие детали были, конечно, придуманы со свойственной Василию фантазией. Например, эпизод, где меня хотят арестовать, и я бью одного из спецназовцев саксофоном по голове, и на саксофоне – его кровь…Это было в семьдесят девятом, а в восьмидесятом Аксёнова именно за «Ожог» выслали вместе с диссидентами Копелевым и Войновичем. Выслали срочно, поскольку летом 1980-го годы должна была проходить «Международная Одимпиада-80», а присутствие популярных личностей, недовольных политикой партии и правительства, было крайне опасным. Неизвестно, что они могут выкинуть, используя массу приглашённых иностранных журналистов.

Я помню, что незадолго до этих событий Аксёнов рассказал мне, что нему на московскую квартиру пришёл солидный человек в штатском, оказавшийся представителем Комитета Государственной безопасности. Он начал разговор с того, что является тайным поклонником творчества Василия Павловича, но дело, которое в данный момент рассматривается в органах, носит серьёзный характер. Оказывается, что Аксёнов тайно передал рукопись «Ожога» в Италию, где роман был издан без согласования с нашими органами. Таким образом был нарушен закон о цензуре и Аксёнову придётся понести наказание. Единственно, что может как-то реабилитировать писателя, это сделать публичное заявление о том, что западные издатели, добыв незаконным путём рукопись романа, и не посоветовавшись с его автором, издали книгу. Если Аксёнов сделает так, как ему советуют, то, возможно, он избежит наказания». Василий Павлович категорически отказался, после чего гость, промолвив «Дело Ваше!», с сожалением попрощался и ушёл.

Вскоре после того, как Аксёнова выслали из страны, мне по почте приходит открытка из Италии со следующей надписью: «Ели мы «лозанью», вспоминали лазанья на Сюрю-Кая… Милые края! В Дальних Доломитах ели с аппетитом. И всё же главный аппетит на Сюрю-Кая зарыт». Целуем В. и М.» (М. – это Васина супруга – Майя Кармен). А позже, уде в начале 1981-го года, пришла вторая открытка с видом небоскрёбов в Детройте и коротким тестом «Alex! Merry Chistmas and Happy New Year! Yours Ever «Baks». На этом наши контакты прервались на долгое время, до того момента, когда Аксёнов решил вернуться в Россию, уже в ельцинские времена.  Но об этом —  в следующий 

Василий Аксенов — Интервью — Эхо Москвы, 23.06.2001

К. ЛАРИНА: Василий Павлович не знает, по какой книге мы сегодня будем работать на нашей встрече. Так вот, мы скажем. Поскольку наша программа называется «Инородное тело», то главная книжка сегодняшнего эфира называется «В поисках грустного бэби». Именно об этой книге мы вспомнили, когда готовились к сегодняшней встрече с Вами. Напомню тем, кто, может быть, запамятовал, что книжка эта состоит из двух частей «Круглые сутки нон-стоп» и «В поисках грустного бэби». Первая повесть посвящена пребыванию Василия Павловича в Америке в качестве посетителя, скажем так. И вторая книга написана уже гражданином США, когда, по-моему, 4 года уже прошло. Когда «В поисках грустного бэби» появилась?
В. АКСЕНОВ: Немножко побольше. Это было в 1987 году.
К. ЛАРИНА: А уехали Вы в 80-м?
В. АКСЕНОВ: Да.
К. ЛАРИНА: У нас уже сегодня фигурировало в наших воспоминаниях с Фазилем Искандером название «Метрополь», которое стало переломным моментом в жизни очень многих представителей советской тогда литературы. Здесь можно вспомнить и Виктора Ерофеева, и Евгения Попова и многих других. В частности, Василий Павлович покинул пределы СССР и уехал в Америку. Давайте про Америку. Вы себя сейчас чувствуете полноценным американцем со всеми вытекающими отсюда приятностями и неприятностями?
В. АКСЕНОВ: Нет, я никогда себя не чувствовал американцем и, видимо, никогда себя не буду чувствовать таковым.
Р. ВАЛИУЛИН: Вопрос: а стоит ли?
В. АКСЕНОВ: Во-первых, не стоит. Зачем? Американцы этого от меня не требуют, и никто этого не жаждет. Как раз то, что они хотят во мне видеть, тоже инородное тело, понимаете. И, мне кажется, никто из вновь прибывших людей в Штаты, невзирая ни на какие усилия, не может стать коренным американцем. Есть люди, которые стараются забыть свой русский или, скажем, китайский язык. Китайцы, вообще азиатские люди очень часто меняют даже имена на американский лад. Недавно у меня была дорожная неприятность, там был человек по имени Роберт Маккей. Это американец как бы шотландского происхождения, но он был желтый и с раскосыми глазами, и таких очень много. И все равно не получается, невзирая на белизну кожи, блондинистость, не получается, надо родиться там.
Р. ВАЛИУЛИН: А как ваша фамилия произносится американцами?
В. АКСЕНОВ: Ужасно. Аксенов. Им почему-то очень трудно произнести звукосочетание «акс». Они стараются сказать «аск». Интеллигентные люди гораздо легче произносят, а такой простой народ всегда говорит: Аскин. Для них это какое-то мучение, несмотря на то, что на каждом углу бензоколонки «эксен», то же самое звукосочетание. Но чаще всего произносится «аск», этот такое обиходное слово, значит «спросить, попросить». Может быть, из-за этого у них возникают трудности с произношением.
Р. ВАЛИУЛИН: А когда Вы представляетесь неизвестному Вам человеку, Вы произносите свое имя и фамилию на английский, американский манер, либо по-русски?
В. АКСЕНОВ: Я стараюсь ударение на первом слоге поставить для того, чтобы легче понимали: Васили Аксенов.
Р. ВАЛИУЛИН: Это Вас покоробило в Америке?
В. АКСЕНОВ: И часто какие-нибудь клерки или полицейские какие-нибудь: какие странные имена на свете бывают.
К. ЛАРИНА: Давайте вернемся в далекие 50-е, когда Америка для Вас, в том числе, была таким островом свободы в буквальном смысле, не в смысле Кубы. Как тогда Вы воспринимали эту страну? Образ Америки тех лет, если помните? Наверняка, помните.
Р. ВАЛИУЛИН: Наверное, с восторгом, я практически уверен, что с восторгом.
К. ЛАРИНА: Тем более, стиляга же был настоящий.
В. АКСЕНОВ: Я не был настоящим Ксения, что Вы!
К. ЛАРИНА: Штатником были.
В. АКСЕНОВ: И штатником не был. Я был, скорее, провинциальным таким стиляжкой. И когда переехал в Петербург, в Ленинград, то уже и стиль немножко на спад пошел. Стиль это все-таки ранние 50-е, а в 56-м году уже другой какой-то стиль появился. Особенно после приезда Ива Монтана, как ни странно. Мы стали носить пальто типа Монтана, стричься коротко, коки отошли в прошлое, галстуки яркие перестали носить. То есть были, конечно, такие, которые дольше держались на этом. Но Америка всегда вызывала колоссальный интерес. Это то, что называется «последняя граница», там, где собираются отчаянные люди. Вообще, эти пилигримы, которые пересекали океаны и шли на Запад. Колоссальную роль в увлечении Америкой сыграли трофейные фильмы, взятые армией во время разгрома Германии. Там были еще фильмы 30-х годов, Советский Союз завез их в большом количестве к себе, и не удержались от соблазна пустить их в прокат, чтобы поправить бюджет. Это, мне кажется, была большая идеологическая ошибка советского правительства, потому что вдруг мы увидели пусть с опозданием этот мир странный какой-то, мир решительных людей.
К. ЛАРИНА: А «Тарзан» тогда появился?
В. АКСЕНОВ: «Тарзан» появился именно тогда. Джонни Вайсмюллер. Там же срезали титры и нельзя было узнать, кто играет. Да и вообще даже настоящего названия фильма нельзя было узнать. Не с идеологической точки зрения, а чтобы скрыть с точки зрения прав, чтобы не выплачивать ничего. Но узнавали все-таки, что Джонни Вайсмюллер там, пловец.
Р. ВАЛИУЛИН: Мы тогда не были, по-моему, никакой конвенции не подписывали.
В. АКСЕНОВ: Видимо, чтобы избежать скандалов, они так делали. Знаменитый фильм «Дилижанс» шел под названием «Путешествие будет опасным». И мы не знали, что этот замечательный Ринго Киг это Джон Уэйн играет его, ничего этого не знали. Были титры: фильм рассказывает об освободительной борьбе индейского народа. А там индейцы такие гады. Они только и хотят, чтобы скальп снять с наших героев. И все это еще только усугубляло. Да и вообще Америка в детском сознании русских мальчиков держалась Майн Рида, Фенимора Купера, «Следопыт», все эти дела, приключения, Джек Лондон. Джек Лондон ведь поощрялся, почему, я не знаю, он существовал всегда.
К. ЛАРИНА: Любимый писатель советских детей.
В. АКСЕНОВ: Да, в обиходе он всегда существовал. И я помню, я его читал «Бунт на корабле каком-то», не «Эльдорадо», а как-то иначе. В общем, это все колоссально возбуждало воображение и романтические мечты. К тому же закаты. Закат это что-то такое невероятное, для меня, во всяком случае, было, манящее. Я старался как-то их стихийно, не так, как символисты, как-то прочесть закаты, что они обещают.
К. ЛАРИНА: Совпало Ваше такой романтическое ощущение страны с тем, что Вы увидели в реальности? Хоть в чем-то совпало?
В. АКСЕНОВ: Что-то, как ни странно, от этого астрального образа есть. Это же астрал типичный наше представление. Создавали такой астральный контур, и он, видимо, все-таки существует, или не существует, но фигурирует. И что-то все-таки есть. Я в первый раз в 75 году был в Америке, довольно долго два с половиной месяца. Как советский писатель, приглашение Калифорнийского университета. Тогда у меня больше совпадало с этими детскими видениями, потому что Калифорния я миновал Восточное побережье, и сразу туда прилетел, — она еще Америка в Америке. И весь этот странный такой вид, и beautiful people, как они про себя там говорят, и такая карнавальность больше чувствуется, чем в прагматических, суровых, я бы даже сказал, восточных штатах, где больше все-таки бизнесом занимается народ.
Р. ВАЛИУЛИН: Если продолжить разговор, мы не вспомнили музыку, которая, конечно, больше всего связана с Америкой. Те пластинки, которые попадали к нам. В этом смысле совпади Ваши ожидания? Я так могу представить, что, наверное, ходили первое время по магазинам и скупали там диски, которых
В. АКСЕНОВ: Это когда я был там гостем. А когда я приехал Когда вы приезжаете в Москву, вы думаете: что мне идти в Третьяковскую галерею? Я всегда могу в нее сходить. И так же и тут: что мне особенно прыгать из-за джаза? Я всегда могу пойти. И что меня действительно поражало, в начале 80-х годов в Вашингтоне можно было пойти в джазовое кафе без всякого ажиотажа, открыть дверь и увидеть там Диззи Гиллеспи, который играл на трубе, раздувая свои щеки. И никого особенно не было там: сидели люди, и все. Сейчас это невозможно представить, потому что там на гораздо меньших по калибру музыкантов огромные очереди стоят. А тогда он приезжал и играл там. Мы познакомились там. Я его спросил: а почему вы в этом кафе играете? У вас же, наверное, возможности выступать где-нибудь в Карнеги-холл и т. д.? А он говорит: это самое аутентичное джазовое место в стране, и я здесь выступаю, потому что я джазист, а джазист это такой кабацкий все-таки человек, ему атмосфера очень нравилась. Я помню, как я Максима Шостаковича привел в это кафе. Он как раз только что Он остался же на Западе, по-моему, в 83 году. И он еще был в таком напряжении, под стрессом. И я его повел в это кафе, не сказав ему, что это за кафе. И там как раз в это время играл Диззи Гиллеспи, и Максим не мог поверить своим глазам и ушам. И он, конечно, слушал не так, как я, он понимал, какой это музыкант, и говорил: ты слышишь, что он играет? Сейчас у него Бетховен звучит! И совершенно обалдев от восторга, он бросился на него в перерыве, прижал его к стене и начал представляться ему сам. На таком неважном (тогда у него был неважный английский) английском он говорил: Шостакович. И тот подумал, что это сам Шостакович. Глаза вылезли. А он там играл внутри своих импровизаций какие-то нотки из Шостаковича.
Р. ВАЛИУЛИН: Я сейчас просматривал «В поисках грустного бэби» и наткнулся совершенно случайно на фразу, там, где герой вашего романа снимает студию, квартиру. И сосед его в вашем определении «опытный американец Гаги Саркисян» посоветовал деньги, которые герой пересчитывал, вложить в нужное дело. Это определение мне очень понравилось. Опытный американец Василий Аксенов. Насколько Вы опытный американец? Насколько Вы не опытный?
В. АКСЕНОВ: Вы знаете, в то время, когда «опытный американец Гаги Саркисян» давал советы, я еще, честно говоря, почти ничего не понимал в их жизни. Мы не понимали, как там списывают налоги, почему списывают налоги, и как уменьшается твой налог, — все эти дела. Каждый гражданин, каждый обыватель становится немного финансистом в этой стране. И, как ни странно, почти каждый гражданин игроком на бирже становится, невольно для себя. Например, у меня мой пенсионный фонд создается университетом. Не мной самим, а университет откладывает какую-то сумму каждый год. Эта сумма разделяется на три части, и покупаются три разных вида бондов.
Р. ВАЛИУЛИН: Акции, да?
В. АКСЕНОВ: Да. И от игры биржи зависит состояние моего пенсионного фонда, он то увеличивается, то падает вниз. Если ставки начинают подниматься, тогда он увеличивается, если ставки падают, он, к сожалению, уменьшается.
Р. ВАЛИУЛИН: То есть они у вас не спрашивают даже, играя на ваши акции?
В. АКСЕНОВ: Раз они находятся в бондах, то эти бонды сами играют. Ты можешь, конечно, вмешаться, все это забрать и поставить на понижение. Но тогда ты можешь вообще лишиться всех своих сбережений.
Р. ВАЛИУЛИН: То есть старость там в Америке не гарантируется?
В. АКСЕНОВ: Не гарантируется. Поэтому там каждый с такой искоркой в глазах мечтает о своем миллиарде, это такое известное явление.
Р. ВАЛИУЛИН: То есть врали нам все про демократию, обманывают нас.
В. АКСЕНОВ: Это как раз и финансовая демократия, на самом деле.
К. ЛАРИНА: Все зависит от тебя. А Вы умели считать к тому времени, когда туда приехали? Считать в профессиональном смысле, Вы же все-таки гуманитарий.
В. АКСЕНОВ: Я и сейчас не умею и не знаю никакого счета. Я в этом совершенно бездарен, абсолютно, ничего не понимаю.
К. ЛАРИНА: А кто за Вас считает?
В. АКСЕНОВ: Никто за меня ничего не считает.
К. ЛАРИНА: То есть что падает, то падает.
В. АКСЕНОВ: Ни Майя не считает ничего, ее дочь Алена делает вид, что считает.
Р. ВАЛИУЛИН: А что еще должен знать опытный американец?
В. АКСЕНОВ: Такой, как Гаги Саркисян, он многое должен знать, он и знал, вообще, по идее.
К. ЛАРИНА: Но были вещи, к которым Вы так и не привыкли? Остались какие-то в традициях, в культуре, в культуре быта, скажем так?
В. АКСЕНОВ: Конечно, каждый образовывает, в конце концов, свой собственный мирок, свой собственный пузырь внутри этого огромного общества. Так и мы живем. У нас свой круг друзей. Есть несколько американцев, с которыми с самого начала. Когда я приехал в Вашингтон в 81 году, после Калифорнии, то мы были такой «talk of the town», о нас говорили, бесконечно приглашали. Потом это все спало, и мы мало отвечали, в силу разных обстоятельств. И осталось только несколько верных хороших американских друзей и несколько русских. И все это довольно такой небольшой мирок. Я там совсем не так, как в Москве, живу. Москва для меня это невероятный карнавальный город, где меня начинает слегка потряхивать от каких-то еще не совсем понятных эмоций. А в Вашингтоне я очень спокойно живу. Университет, каждый свободный час я стараюсь потратить на свою писанину или на изучение материала. И, в общем, я так сижу себе и слушаю классическую музыку больше, радио у меня стоит всегда на классической станции. В Вашингтоне три станции, они передают постоянно, 24 часа, классическую музыку. Перемежается, как «Эхо Москвы», известиями, нет реклам, шпарит и шпарит. Зачем? Неизвестно для чего.
Р. ВАЛИУЛИН: Вы упомянули об американских друзьях. В Америке понятие друзей сходно с этим понятием в России?
В. АКСЕНОВ: Я думаю, как везде, по всему миру, может быть. Может быть, где-то есть такие странные общества, наподобие борхесовского Йаху, где у людей вообще не было имен, а для того, чтобы обратить на себя внимание, они бросали друг в друга комочки грязи. Среди таких, может быть, как-то иначе. А в основном дружба везде одинаковая.
К. ЛАРИНА: Мне кажется, у нас границ нет, они размыты.
В. АКСЕНОВ: У нас друзья могут ввалиться ночью. Там этого почти не бывает, если только что-то произошло. А так ввалиться только для того, чтобы поболтать на кухне, выпить или что-то объяснить, такого нет, там больше сдержанности. Я думаю, что эта сдержанность даже не сугубо американская, а идущая от англосаксонских характеров, то, что называется «сдержанность». А вообще, если нужна помощь, то ты знаешь, к кому ты можешь обратиться.
К. ЛАРИНА: К психоаналитику.
В. АКСЕНОВ: Нет, в смысле друзей. Есть какие-то люди, которым ты можешь рассказать что-то о своих проблемах, и они могут прийти на помощь.
К. ЛАРИНА: А к психоаналитику они все ходят? Или это миф?
В. АКСЕНОВ: По-моему, сейчас это уже не в моде, мне кажется, это не очень в моде.
К. ЛАРИНА: То, что касается нашего постоянного соперничества с Америкой. Я имею в виду не внешнего, не по валовому продукту, а по ощущению. Мы все время ориентируемся на то, как в Америке. От этого сложились такие мифы и стереотипы. Сегодня, я думаю, Вы не будете отрицать, что ощущение антиамериканских настроений у нас в России есть. С чем Вы связываете такие волны?
В. АКСЕНОВ: Я думаю, что в основном с разочарованием. Думали, что после крушения тоталитарного режима нас с распростертыми объятьями примет весь мир, прежде всего, Америка. И к этому, вроде бы, шло в начале 90-х. Я помню, когда я приезжал, здесь все сходили с ума по Америке, шли даже какие-то совершенно парадоксальные разговоры. Какие-то тетушки там говорили: хоть бы нас Америка взяла. Что это значит? Оккупировала что ли, я спрашиваю? Ну да, ну да. В общем, к этому склонялась публика. Но это, конечно, вздор, и у Америки нет никаких поползновений на этот предмет, как мне кажется. И там, к сожалению, мало говорят о России. Может быть, больше, чем о других странах, но вообще там говорят о загранице мало, там больше любят говорить о себе.
К. ЛАРИНА: Это плохо или хорошо?
В. АКСЕНОВ: Это плохо, мне кажется, это плохо, сейчас немножко больше стали. И есть какие-то Говоря об этих радиостанциях классической музыки, там постоянно русские исполнители, звезды музыкальные участвуют. Часто ты видишь тоже такие специальные программы по кабельному телевидению, балет и все такое. Но вообще Россия далека, гораздо дальше, чем Мексика. Латинская Америка, проблемы Латинской Америки, и даже мне иногда кажется, что подальше, чем Китай. И это очень печально, я бы сказал. Это неверное чрезвычайно стереотипическое представление о России, так, как и здесь начинает вырабатываться стереотип: американцы грубые, захватчики, необразованные.
К. ЛАРИНА: Откуда эти стереотипы возникают?
В. АКСЕНОВ: В основном, мне кажется, из кино, которое здесь крутят по телевизору.
К. ЛАРИНА: Про Америку?
В. АКСЕНОВ: Нет, именно американское кино. Американское кино второго и третьего сортов, где идет мордобой и все такое.
К. ЛАРИНА: Подождите, в конце концов, давайте начнем с головы. Мне кажется, что президент Буш по уровню своей образованности оставляет желать лучшего. Вспомните, он не мог на карте показать, где что находится, и столицу государства не мог точно назвать.
Р. ВАЛИУЛИН: У нас в России, спроси у Леонида Ильича, где находится Колумбия, я думаю, тоже были бы проблемы.
К. ЛАРИНА: Ему бы хоть кто-нибудь показал, а тут и показать-то никто не может.
В. АКСЕНОВ: Там все-таки Кондолиза Райс интеллектуалка, и то хорошо. А вообще, Буш это посредственность колоссальная, грандиозная посредственность.
К. ЛАРИНА: Каким образом произошло, что выбрали посредственность?
Р. ВАЛИУЛИН: Это обычное явление.
В. АКСЕНОВ: Во Флориде мошенничество, вот и выбрали. Гор более образованный человек. И там подмешали эти карты.
Р. ВАЛИУЛИН: Когда был ручной пересчет голосов. К вопросу о каком-то культурном взаимодействии. Можно ли сказать о каких-то наших, российских, культурных явлениях, культурных инициативах, которые в США были бы явлением? Скажем, приезжает в Штаты русский балет или Большой театр, американцы просто валом валят и раскупают все билеты?
В. АКСЕНОВ: Я вам сейчас расскажу. Недавно был колоссальный прием в библиотеке Конгресса в честь Мариинского театра. Мариинский театр это замечательный стратегический и тактический ход со стороны, уж не знаю, кого, но Мариинский театр заключил на несколько лет соглашение с Кеннеди-сентер. И у них теперь будет несколько сезонов Мариинского театра. И в их честь был прием. Там был Гергиев, который, кстати, великолепно говорит, оказывается, по-английски, потрясающе, я был просто поражен, он так легко общался с аудиторией. А в аудитории сидели все, кто что-то из себя представляет в Вашингтоне. Такой высший свет. И там началось пение певцов, и Ульяна Лопаткина на крошечной сцене сцена не вполне соответствовала ее таланту. И они все просто были в неслыханном восторге и в ожидании этих сезонов. Этот грандиозное явление произошло. И для этого, конечно, надо проявлять как-то инициативу. Но они, например, плохо знают нашу более демократическую музыку, что ли.
Р. ВАЛИУЛИН: Я об этом как раз хотел спросить. Тот огромный успех, который приписывают появлению на сценах США наших поп-исполнителей, действительно соответствует действительности?
В. АКСЕНОВ: Не соответствует абсолютно. Это успех среди русских общин, где такие же люди, как и мы.
Р. ВАЛИУЛИН: То есть американцы на такой концерт не пойдут?
В. АКСЕНОВ: Никогда не пойдут. Может быть, только какие-то слависты пойдут и будут там сидеть, ничего не понимая. Но и наши музыканты не делают попыток побиться к американской аудитории, и аудитория не делает ни малейших попыток их заполучить себе, купить, короче говоря. Этого нет. Вообще, в Америке как-то плохо себе представляют, что в России есть стиль, стиль жизни, этого они себе совершенно не представляют, в их глазах это все-таки страдающая страна, находящаяся в постоянном унижении, вызывающая сочувствие, но отнюдь не возбуждение. Я когда иногда говорю где-то, что это очень здорово быть русским. Они этого не понимают.
К. ЛАРИНА: А они говорят Вам: вот, вы, русские? Есть такие разговоры? Ведь у них же тоже есть стойкий сформировавшийся образ русского человека.
В. АКСЕНОВ: Там есть. Вообще, надо учесть еще и то, что целое поколение еще тренировалось против России. Масса ребят в армии служила, тренировались всерьез. У меня был один студент капитан рейнджеров. И он как-то пришел, когда 1991 год, растерянный в кабинет и говорит: «Васили, что происходит? Я 10 лет тренировался против России, а они теперь собираются разоружаться!» Не воевать, короче говоря. Я говорю: Марк, у тебя еще дел хватит, другие есть всякие, — утешал его на этот предмет.
Р. ВАЛИУЛИН: Кстати, если говорить об обращении. Обращение «Васили» означает ли, что студент относится к преподавателю с большим уважением, чем к своему коллеге? То есть как у нас «Василий Павлович» Вас называют люди моложе Вас, в нашем случае, Ваши студенты. Там есть какой-то аналог нашего имени-отчества?
В. АКСЕНОВ: Нет, но там все-таки говорят, конечно, «профессор» или «доктор». Когда говорят «доктор», я говорю: «Покажите ваш язык». Но иногда, когда со студентом у вас возникают какие-то более близкие отношения, тогда переходят на имена.
Р. ВАЛИУЛИН: Это Вас или кого-либо другого не оскорбляет?
В. АКСЕНОВ: Нет.
К. ЛАРИНА: Там еще один момент тоже языковой, на что мы обратили внимание, когда смотрели с тобой пресс-конференцию Буша и Путина, то, что Буш все время говорит про присутствующего рядом президента страны «он». Меня это совершенно просто убило. Оказывается, это вполне нормально.
В. АКСЕНОВ: Это вполне нормально, но все-таки не очень красиво. Высоколобый человек не стал бы этого говорить, но вообще, это нормально, ничего страшного. Вообще, Буш немножко странный. Считают аристократами эту семью, а он какой-то не очень аристократический.
Р. ВАЛИУЛИН: А похлопывание президента огромной страны по плечу это нормально?
В. АКСЕНОВ: Для него это нормально. Для Техаса, очевидно, это нормально. Но есть такой у нас финансовый лидер Гринспен, от каждого слова которого зависит колебание учетной ставки. И когда президент начал его так вот похлопывать по плечу, его коробило.
К. ЛАРИНА: Здесь много вопросов есть от наших слушателей. Жалко было бы оставлять их без ответа. Например: «Как вам не стыдно называть президента США необразованным дураком? (но это не столь важно в этой реплике) Почему не выбрали другого? Потому что американцы никогда не изберут еврея президентом». Вопрос, кстати.
В. АКСЕНОВ: Во-первых, Гор не еврей. Это раз. А во-вторых, я думаю, что это все-таки не препятствие. Хотя, может быть, в какой-то степени большинство президентов принадлежат к англосаксонскому или к ирландскому колену этого государства. Это традиция такая, пока еще не сломленная. Может быть, в будущем это произойдет.
К. ЛАРИНА: Вообще, на национальность они обращают внимание, когда на выборы идут?
В. АКСЕНОВ: Я не думаю, мне это даже никогда в голову не приходило. Мне кажется, не обращают внимания, это просто по традиции автоматически они голосуют за белого человека. Пока еще трудно представить себе, что будет черный, скажем, президент. Впрочем, еще совсем недавно было трудно себе представить, что черный человек будет министром иностранных дел, госсекретарем. А сейчас генерал Пауэлл стал им.
К. ЛАРИНА: Там квота какая-то существует?
В. АКСЕНОВ: Я не думаю. Специально нет.
Р. ВАЛИУЛИН: Мне кажется, что, скорее, этим манипулируют, если говорить об избирателях, то такие элементы, как вице-президент еврей или нет
В. АКСЕНОВ: Вот Либерман еврей, да, это такой типичный еврей, ортодокс даже. Я не думаю, что это помешало Гору. Гор же вообще, по сути дела, выиграл выборы, он обошел Буша на почти 500 000 голосов. И, тем не менее, из-за этой мажоритарной системы он продул, и двусмысленность никуда не исчезнет. Я имею в виду этот первый срок. За Бушем будет всегда некая двусмысленность тянуться.
К. ЛАРИНА: Поскольку время заканчивается, жалко будет Вас отпускать без конкретных проектов, связанных с Вашим творчеством и в кино, и в литературе. Я знаю, что «Московскую сагу» наконец-то собираются экранизировать.
В. АКСЕНОВ: Да, вчера была пресс-конференция по этому поводу, представлена была группа.
К. ЛАРИНА: Кто режиссер?
В. АКСЕНОВ: Дмитрий Барщевский. Я надеюсь, что в этот раз что-то получится.
К. ЛАРИНА: И «Кесарево свечение» когда уже появится в Москве?
В. АКСЕНОВ: Это мой новый роман. Он должен выйти в издательстве «Изограф» через неделю.
К. ЛАРИНА: Сейчас мы Василия Павловича отпустим с прямого эфира в кривой. И в кривом он нам как раз все расскажет про «Кесарево свечение». И мы еще не раз об этой книжке вспомним, когда будем ее представлять здесь, на «Эхе». Большое спасибо, что нашли время для нас. Всегда рады, приходите.
В. АКСЕНОВ: Спасибо.
В прямом эфире радиостанции «Эхо Москвы» был писатель Василий Аксенов.