«Цель в жизни каждый назначает себе сам»
12 044После фильма «Богиня: как я полюбила», в котором она была и сценаристом, и режиссером, и главной героиней, ее саму стали к месту и не к месту называть богиней. Загадочная, независимая, яркая, умная, хрупкая, жеманная, замкнутая? Встреча с Ренатой Литвиновой, которая живет вне клише, никого не копирует и отказывается ломать себя.
Ксения Киселева журналистВсе статьи Интервью Лицо с обложки ФОТО Лена СарапульцеваЭто была настоящая эпопея — договориться об интервью с Ренатой Литвиновой. Она согласилась — и взяла паузу на несколько недель, стремительно устроила фотосессию и снова исчезла, предложила ответить на вопросы письменно — и в последний момент все-таки назначила встречу в кафе. Изысканно-вежливая и неожиданно прямая, неузнаваемая и похожая на свой кинообраз. Миссия показалась мне почти невыполнимой: попытаться увидеть мир глазами женщины-мифа, кумира и идеала тысяч поклонников.
Вы как-то написали: «Я не стала воспринимать другого ни как врага, ни как жертву. Я стала видеть в людях прежде всего ребенка». Что вы имели в виду?
Если человек меня начинает не устраивать, я вглядываюсь и пытаюсь на него посмотреть просто, без всех вот этих доставляющих моментов. Когда-то он был беззащитен, и конечно, внутри себя таким и остался. Может быть, подойти к нему с другой стороны и не тратиться на то, чтобы раздражаться. Тратиться на негативное неконструктивно, непродуктивно и невыгодно. Надо пропускать все это. Пропускать обиду. Когда тебе наносят какую-то обиду, уметь пропустить ее мимо себя, не расстраиваться, не обижаться. Это помогает.
читайте такжеО чем говорит ваш голосТеория любви
В свободной, современной, остроумной комедии Анны Меликян, получившей Гран-при «Кинотавра»-2015, целое созвездие актеров и Литвинова в главной роли. Ее героиня, психолог, рассказывает студентам о химии любви, гормонах и волшебстве, а живет… так, как живет, параллельно научным теориям. Непредсказуемо. Но вы ее точно узнаете — по шпилькам, алой помаде, таинственной улыбке и морю обаяния — тому, с чем Рената, кажется, родилась.
«Про любовь» Анны Меликян
В остальных ролях: Михаил Ефремов, Мария Шалаева, Юлия Снигирь, Владимир Машков. В прокате с 10 декабря.
Вы в себе ощущаете детское начало?
Р. Л.:Я знаю, что люди себя проявляют то детьми, то родителями, то стариками, мне все время кажется, что я между родителем и стариком. Я не нуждаюсь в том, чтобы меня опекали. Моя модель поведения и отношения к людям такая: у меня есть потребность человека направлять. Я очень долго не прерываю, например, какие-то рабочие отношения, потому что думаю, что люди сами должны от меня оторваться. Я должна пройти с человеком определенный путь, провести какое-то время, чтобы он сам отошел от меня. Разрыв не должен быть насильственным. Но и потакать людям, которые ошибаются, нельзя. Женщины иногда терпят, когда их обижают. Но так они потакают злодейству. Я вижу в этом не мягкость характера, а слабость: не сказать плохому человеку или тому, кто тебе близок, что он ведет себя нехорошо. Он нахамил, он обидел, он был агрессивен, жаден, нечуток, черств — проглатывая это, мы потворствуем тому, что он будет поступать еще хуже. А если человек ударил кого-то? И потом находит себе оправдания. Нельзя это пропускать.
Вы умеете сказать так, чтобы человек это принял?
Р. Л.:Да, с возрастом я даже очень умею это сказать. Хотя в личной жизни я готова на компромисс. А в работе компромиссов не люблю. Любишь — значит принимаешь человека, любишь — значит его все-таки жалеешь. Я и сама ненавижу момент, когда меня контролируют, не дают дышать свободно. Это не любовь, это просто пленение.
ФОТО Лена СарапульцеваА вы к себе снисходительны или тоже строги?
Р. Л.:Бог его знает, я и так, и так. Мне кажется, конечно, надо себя любить. Но с другой стороны, хочется над собой работать. И личные отношения — это всегда работа. Но не только с моей стороны. Отдавая, я все-таки жду, что должен быть обмен.
В 2000 году вы сняли фильм «Нет смерти для меня» — монологи актрис, которым тогда было уже много лет. Вам нравится общаться со старыми людьми?
Р. Л.:Я обожаю общаться с пожилыми людьми. Они всегда могут рассказать какую-то свою историю. Когда я снимала фильм «Нет смерти для меня», некоторые так сопротивлялись! Но я их уговорила. Меня полюбила Нонна Викторовна Мордюкова, с которой я потом подружилась. А Татьяна Окуневская мне так и не простила, что так много было Мордюковой в фильме: «Я не понимаю, зачем так много этой скучной и однообразной Мордюковой». Прямо ревность, личные счеты! Окуневская была женщиной до конца. Есть люди, которые любят принадлежать, а она, наоборот, любила обладать. Была собственником. Страсти в ней кипели — можно позавидовать. А к Лидии Смирновой я пришла в первый раз, как дура, в красном платье, с помадой, с макияжем… И все: она меня ненавидела всю дорогу. Потом как-то на съемках я была уже такая измученная, зачморенная, что Мордюкова меня не узнала. Говорит: «Где Рената?» Она подумала, что я дочка Литвиновой.
Я тоже вас с трудом узнала в нашу первую встречу — ничего общего с ярким экранным образом! Вы много раз говорили, что не хотите быть как все. Что вы имеете в виду?
Р. Л.:Мне просто не нравятся люди, которые тебя редактируют. Вот, мол, тебя осудят! Или мне говорили: «Ты должна дать опровержение. А то мало ли что про тебя подумают?» Да мне наплевать, что про меня подумают. Я не буду давать никаких комментариев. Какой я живу жизнью, с кем, куда… — нет! Я потом узнала, что женщин, которые родились в мой год Огненной Лошади, сжигали — они были негодные для семейной жизни. Я вот, видимо, не гожусь. Я хочу свободы, не хочу подходить под эти устои. Не то что все обыкновенные, а я необыкновенная, нет. Вы будьте такими, какие вы есть, — не диктуйте мне, какой мне надо быть. Понимаете?
ФОТО Лена СарапульцеваВы помните что-то, что вы сделали против течения, наперекор всему?
Р. Л.:Вот когда я разводилась, были всякие слухи — я не давала ни одного комментария. Потому что не хотела ни оправдываться, ни объяснять ситуацию. Я считаю это абсолютно ниже своего достоинства.
«Любишь — значит принимаешь человека, любишь — значит все-таки его жалеешь»
А «не надо этого снимать» вам говорили когда-нибудь?
Р. Л.:Вот как раз про «Нет смерти для меня». Продюсер позвонила в страшной панике, прямо кричала в трубку: «Что ты снимаешь? Ты же снимаешь одни говорящие головы! Это же не монтажно!» После этого я не стала показывать вообще материал. Еще мне оператора тогда дали. Я ему говорю: «Ставьте так камеру», а он меня не слушает: «Это неправильно, мы будем снимать издалека!» Ну тут уж я ему сказала: «Тра-та-та, вы будете ставить камеру так, как я скажу». И он меня быстро понял. Я потом смонтировала картину, им отдала, они мне позвонили: «Мы решили тебе выписать премию!» Стали сразу эту картину отдавать на все фестивали. Мне предлагали показывать, как эти бабушки салат режут на кухне. А я хотела, чтобы они были звезды, дивы. Красивые. Мы их красили, свет по сто часов выставляли, фильтры… Я пыталась их снять как можно красивее.
Вам что больше нравится: снимать, сниматься, писать свои сценарии, рассказы?
Р. Л.:Мне очень нравится снимать и очень нравится писать. И рисовать еще. Eсли бы у меня не было потребности снимать свои тексты, я бы никогда этого не делала. Мне огромное удовольствие приносит сам процесс съемок, процесс «сочинительства» того, что я могу перевести в изображение. Мне одинаково важны и диалоги, произнесенные героями, и само изображение. А сниматься вообще не люблю. Это для меня просто кошмар. Мне очень нравится самой стоять за камерой. Я это обожаю.
читайте такжеКаких людей мы считаем красивыми? ФОТО Лена Сарапульцева…Все выстраивать, контролировать, делать по-своему?
Р. Л.:Да, когда я создаю свою вторую реальность. Это самое увлекательное. Кино должно быть твоим личным, авторским. Другой человек так не может увидеть. Наверное, поэтому мне неинтересно социальное кино, документальное, бытовое и не оторванное от унылой повседневности. Мне в моем кино важнее всего показать мою версию сна о жизни. Саму жизнь я могу посмотреть и так. Из окна, например, или на улице, где только и «уворачивайся от суеты, нападений и агрессии». Хотя я обожаю интересоваться людьми и их историями, во мне нет барьера — вдруг заговорить с незнакомцем. Особенно если этот человек ведет какой-то нетривиальный образ жизни, пережил потрясение или путешествие.
Но ведь фильм о судьбе звездных актрис — это же был документальный проект?
Р. Л.:Все равно я их погрузила не в реальность! Я сделала каждой мейкап, образ. Во время мейка они готовились к тому, что они звезды, дивы, а не какие-то пожилые женщины, которые должны резать овощи на кухне. Это, по-моему, никому не интересно.
«Мне в моем кино важнее всего показать мою версию сна о жизни. Саму жизнь я могу посмотреть и так. Из окна, например»
Свою старость вы себе какой представляете?
Р. Л.:Свободной. Все-таки главное — свободной. Я как-то своей дочери сказала: «Я с тобой жить не буду, ты уж больно у меня властная». Мне вот скоро пятьдесят, а она мне — «Где ты была? Во сколько ты пришла домой? С кем ты была?» Что это такое, говорю. Я буду старенькая, худенькая, а ты меня вот так будешь мучить: «Когда ты вернешься домой?» А я, может быть, хочу погулять, со старичками какими-нибудь познакомиться, мало ли что… Я вообще считаю, что родители должны жить отдельно от детей. Ну если ты не болен и не находишься совсем в состоянии паралича.
Вам удалось отпустить дочь?
Р. Л.:Я ее не отпустила, а оторвала от сердца. Конечно, она тоже чуть-чуть «подстрадывала», но отрыв пережила относительно легко. В Москве она сменила одну школу, вторую, третью… А сейчас ей все нравится, ей во французской школе хорошо. Она самостоятельная совершенно, 14 лет, взрослая, у нее свое понимание, свои понятия. Я ее очень уважаю. Она, например, мне говорит, что дети не должны одеваться в бренды. Она дружит с девочкой, которая одета крайне скромно, а ее отец — владелец сети магазинов, которая даже у нас есть. И никогда в жизни не подумаешь, что этот человек — миллионер.
читайте такжеПринцесса рок-н-ролла ФОТО Лена СарапульцеваЯ не претендую на то, чтобы быть сильной, но какая-то живучесть во мне определенно есть. Все равно встаешь и идешь дальше. Но сила — это значит и давить все живое, я не хочу такой силы.
Вы человек раннего развития или позднего? Как вы ощущаете время, свой возраст?
Р. Л.:Мне кажется, я страшно изменилась. И очень много сделала для того, чтобы быть вне клише. Меня часто спрашивают про мой образ — придуман или выстрадан. Уж точно, я ни у кого его не копировала. Если женщина с любым набором внешних данных не покрасивела к 30 годам, то она просто глупа. Иногда нужно идти против всех и оказаться правой — потом.
Кем вы восхищаетесь?
Р. Л.:Есть такие люди в моей жизни, которые преподнесли мне… показали мне такое сначала дерзкое поведение, а потом они оказывались совершенно правы. Они делали что-то и не могли по-другому. Потому что цель в жизни каждый назначает себе сам. Вот Кира Муратова, у которой фильмы смывали. И иногда она принимала такие странные решения — а потом я видела, что она была права. Земфира, например, тоже такая. Я хочу сказать, что не было ни одного ее такого искреннего поступка, который бы не был оправдан. Потому что когда ты поступаешь естественно для себя, ты всегда будешь отблагодарена судьбою во много раз. За то, что ты себя не ломаешь.
Что еще вам бы хотелось сделать в жизни?
Р. Л.:Мне бы хотелось еще снять несколько хороших фильмов, а потом я бы пошла писать. Жила бы тихой жизнью. Сейчас я тоже пишу, но все ерунду какую-то, а чтобы писать по-настоящему, нужно уйти от всех остальных дел, отойти от суеты, предать себя некоей аскезе. Я не верю людям, которые делают сразу несколько дел. Я вообще на свой счет не думаю… Мне даже некоторые люди говорят: «Я завидую тому, как ты легко относишься к тому, что ты делаешь». Я не придаю этому такого уж значения… Я вот люблю фильмы Тарковского, но где же у него чувство юмора к себе? Или вот, например, какой добрый, какой светлый, какой ироничный Феллини, он не боялся быть смешным! Как он любит смешных людей, какие они у него трогательные… Для меня это вообще самый лучший режиссер, один из самых лучших. Или Билли Уайлдер. У него герои и серьезные, и одновременно смешные. Ведь относиться очень серьезно к жизни могут только дураки!
Едина во всех лицах
Рената Литвинова родилась 12 января 1967 года в Москве в семье врачей. Родители расстались, когда Ренате был год. Когда она училась на сценарном факультете ВГИКа, Сергей Соловьев предложил Валерию Рубинчику снять фильм по ее сценарию «Нелюбовь» (1991). Автор 12 сценариев, в том числе к «Стране глухих» Валерия Тодоровского (1997). С 1993 года сотрудничала с Кирой Муратовой: («Увлеченья», 1994, «Три истории, 1997). Славу и Государственную премию ей принесла роль медсестры в фильме «Граница. Таежный роман» Александра Митты (2000). Первый брак продлился всего год, во втором — с бизнесменом Леонидом Добровским – в 2001 году родилась дочь Ульяна, а в 2007 году они развелись. Еще одна ипостась Литвиновой — режиссер, в том числе концертных фильмов для Земфиры и роликов для Rado и L’Oréal (Рената была посланницей красоты марки L’Oréal Paris). Самые личные ее киновысказывания — «Богиня: как я полюбила» (2004) и «Последняя сказка Риты» (2012). Сыграла три роли в МХТ им. Чехова, одна из них — Ромэйн в детективе Агаты Кристи «Свидетель обвинения» (даты спектаклей см. на сайте mxat.ru)
Читайте также
Рената Литвинова: интервью | Журнал Cosmopolitan
Рената, давайте вернемся в 1994 год. Каким вам вспоминается то время?
Для русского кинематографа это был период «кооперативного кино»: на киностудиях бегали собаки, павильоны превратились в склады, киношники выпивали в буфетах. И вдруг я, выпускница сценарного факультета, получила предложение от Киры Муратовой поработать в ее картине в качестве актрисы. Я была счастлива! Сама себе написала монологи, и в 1994 году вышел фильм «Увлечения», за который я впоследствии получила много призов. Так началось наше многолетнее сотрудничество с Кирой.
Когда корреспондент Cosmo задал вам вопрос о роли в «Увлечениях», вы ответили, что кинодебют был случайностью, а актер — профессия сложная. Все еще так считаете?
Скажем так, это было закономерной случайностью. Моментом судьбы. Не снялась бы у Киры, обязательно поработала бы с Балабановым, которого бесконечно любила. А профессию актера я действительно считаю очень сложной, зависимой от всего на свете — от сценария, оператора, возраста, от отношений всех со всеми, от внешности. Актер должен безупречно выглядеть, безупречно себя вести, быть соратником и еще быть при этом нервным, по-творчески безумным. Как это совместить?
Какими актерскими работами вы особенно гордитесь?
Мне нравятся все, сделанное вместе с Кирой Муратовой, с Лешей Балабановым, с Питером Гринуэем. И я горжусь своим режиссерским проектом «Последняя сказка Риты». Всегда хотела снять свой фильм. И дала себе зарок — сделать это до сорока лет! Я встречала так много людей, которые об этом мечтали, но так ничего и не сняли, именно сорокалетних. Как много их бродило по институту кинематографии, по студиям, по моей жизни. Они только говорили, но… Меньше всего я бы хотела повторить их опыт.
«Я обязательно сниму картину в жанре триллера». А эту мечту удалось осуществить?
Частично. Например, в «Богине» — фильм начинается именно так. Или в новелле, которую я написала для картины Киры Муратовой «Три истории». Она про маньячку Офелию, которая вообразила себя ангелом истребления. Триллер — очень выгодный киножанр: он повергает людей в состояние стресса, «раскрывая» их. Недаром говорят: «Если хочешь проверить суть человека — сделай ему плохо. И он предстанет перед тобой настоящим».
Сильно вы изменились за прошедшие 20 лет?
Мне кажется, люди вообще не меняются. Характер с возрастом может ухудшиться или в редких случаях улучшиться — и только. Я лично с годами покрываюсь шрамами в прямом и переносном смысле слова. Овладеваю смежными профессиями, например, операторским или фотоделом, рисую эскизы, картины, делаю коллекции одежды, еще играю в МХТ несколько ролей, хочу начать учить французский язык. Мозги — те же самые мышцы, их тоже надо тренировать — читать, чему-то учиться, влюбляться, вдохновляться, чего-то хотеть — не в материальном плане.
А что произошло с женщинами за это время?
Русские женщины по‑прежнему красивые, душевные и опасные — эти качества неизменны. Есть те, которыми я, безусловно, восхищаюсь: Кира Муратова, Земфира, основательница первого хосписа в России Вера Миллионщикова, руководитель Института мозга Наталья Бехтерева. А вот кого я точно называть не буду, так это женщин-политиков. Они самые неуважаемые мною личности.
Ну, а мир — он изменился?
Интернет, гаджеты, одиночество, ослабление мужчин, сегрегация… В воздухе висит страх, ощущение приближающихся войн и катастроф, включая экологические. Глобально мир почти не изменился в распределении «добро — зло», зло по‑прежнему сильнее.
Вы явно не оптимист…
Я люблю побыть и оптимистом, и пессимистом, отдаваясь депрессиям до конца, но на очень короткий срок. Когда я закончила фильм «Последняя сказка Риты», провалилась в «черную дыру». Оставшиеся дела казались такими мелкими, что я позволила себе загрустить ненадолго.
Насколько критично вы к себе относитесь?
У меня в силу советского воспитания заниженная самооценка. И внешностью своей я была вечно недовольна и всегда над ней работала. Надо заметить, почти нет безнадежных внешностей. Если есть мозги, можно превратиться в красавицу.
Есть женщины, которыми я восхищаюсь: Кира Муратова, Земфира, Вера Миллионщикова, Наталья Бехтерева. Политиков называть не буду — они самые неуважаемые мною личности
А что вы вкладываете в понятие «красота»?
Слово «красота» для меня синоним слова «добро». Просто безупречность черт меня не завораживает. Я спрашивала многих выдающихся мужчин, что в их понимании значит красивая женщина. И все они отвечали: «Она должна быть доброй, любящей».
Многие считают вас манерной и эксцентричной. Это задевает?
Да ерунда все! Я даже не вглядываюсь в определение «манерность», оно уже клише. А уязвить меня можно, только обидев любимых мною людей.
Вот еще цитата из того интервью 1994 года: «Мы часто влюбляемся в тех, кто мало отвечает нашим требованиям». Научились с тех пор брать контроль над чувствами?
Я влюбляюсь в гениев. На меньшее я уже не согласна!
Что для вас означает быть счастливой?
Это когда есть ради кого жить, идти на прорывы-подвиги-поступки. Любовь — мое единственное оправдание в жизни, а смысл каждый себе назначает сам.
Интервью Ренаты Литвиновой | Блогер Skarletty на сайте SPLETNIK.RU 6 сентября 2012
Вы были эксцентричным ребенком? Детство было советское и без безумств. Надевала то, что шила мне мама. Помню, я носила дубленку, которую, начиная с детского сада и заканчивая девятым классом, мне все время надстраивали. Вширь я не раздавалась, но была очень высокая, и меня даже обзывали «теле.б.а.шней». Так что мама все время пришивала тесьму к рукавам и… шуба превратилась в полушубок. Какие ароматы даже сейчас вызывают у вас воспоминания о детстве? У бабушки на туалетном столике стояла шеренга флаконов. С детства я пшикалась ее духами и даже однажды вылила полпузырька зачем-то себе в туфли, мне казалось это романтичным. И когда я болтала ногами, все начинали подозрительно принюхиваться ко мне, словно к навозной куче. А ведь я так отчаянно издавала запах ландышей! Так на личном примере я боролась против советского мнения, что девушка должна пахнуть мылом. Люди кругом были какие-то неприученные к хорошим запахам — их это если не пугало, то тревожило. А запах счастья у меня всегда был связан с бабушкой, надушенной «Красной Москвой», она обожала цветастые платья, все они источали этот теплый аромат. Так что, если мне депрессивно, я наношу на руки эти духи, кладу свое лицо прямо в ладони — и вдыхаю. Мне помогает. Когда-то режиссер Хамдамов сказал мне, надушенной этими духами: «От вас пахнет всеми моими мертвыми женщинами!» Ведь почти все женщины Советского Союза пользовались «Красной Москвой». Вы изобрели свой уникальный стиль, который распространяется и на то, как вы выглядите, и на то, что делаете. Как складывалась ваша манера одеваться? Все-таки мода придумана для тех, у кого нет воображения. Я черпала вдохновение из живописи, из книг по искусству. Так важно когда-нибудь в юности открыть шкаф и найти там книги по искусству. Одно время я каждые выходные, а мне было лет тринадцать-четырнадцать, ездила то в Пушкинский музей, то в Третьяковку, как на работу. Меня никто не заставлял, не учил этому, я сама тянулась к прекрасному и выбирала себе кумиров среди художников. Помню, меня завораживала одна графическая работа Добужинского — это был вид моста в Петербурге. Я нашла репродукцию и пришпилила ее на стену у кровати. Знания мои были хаотичными и интуитивными, но я стремилась к ним и никто меня не направлял. Все сама. Уче.б.а на сценарном факультете ВГИКа наверняка тоже на вас повлияла? Фильмы повлияли на меня. Все крутом одевались так некрасиво, — еще даже не началась перестройка, — а в черно-белых фильмах Висконти, Антониони, Хичкока, Годара были неземные женщины и мужчины, даже отрицательные герои. Я стала носить униформу — белую рубашку, узкую черную юбку-карандаш и туфли на шпильке, если холодно, то черный свитер. А когда один поклонник подарил мне платье и плащ Славы Зайцева, это произвело сенсацию у подьезда нашего института. Но эти наряды я надела только один раз — они были слишком пышные и пестрые для меня тогдашней, ведь я бредила черно белыми образами Моники Витти и Роми Шнайдер. И как вы выходили из положения в то время, когда было сложно одеться необычно — по причине полного отсутствия выбора? Заграничные вещи, которыми трясли спекулянтки, были ужасающе безвкусные и, мне казалось, ношеные. Помню, я купила ботинки у шведки Марии с режиссерского курса ВГИКа — так, между съемками, когда забирала у нее камеру. Сумочку носила кожаную, переделанную из мужской папки, просто оторвала кое-какие детали. И сейчас все это было бы не стыдно надеть. Все-таки кино и музеи меня хорошо воспитали в смысле костюма — тогда я была минималисткой, так как не было выбора, но я стремилась выйти из этого лаконизма и уйти в сторону роскоши и даже перенасыщения. Такое часто бывает, когда долго сидишь на «голодном пайке». Вы — муза одного из главных визионеров русского кино, Рустама Хамдамова. Чему он научил вас? Рустама нельзя разложить на элементы и обьяснительные записки. Он — киношный шаман, видеоряд в его работах складывается нереально красиво и правдиво одновременно. Например, «Бриллианты» Рустам снял дней за пять. кадр из фильма «бриллианты» Это совершенно безупречная стилизация под немое кино 1920-х годов, ни единой ошибки, в этом жанре Рустам Хамдамов — гений. В фильме я не узнаю саму себя, насколько я нетеперешняя, из той эпохи. А ведь это и точный выбор грима, костюма. Брови он рисовал мне сам. Эскизы костюмов — тоже сам. В «Вокальных параллелях» Хамдамова костюмы героинь, казахских оперных певиц — настоящий пример кинокутюра. Это были счастливые месяцы съемок в Алма-Ате, потом в Москве. С перерывами съемки длились почти восемь лет. Все костюмы опять придумал сам Хамдамов. Более того, у него были четкие комментарии, какой делать грим, какие брови и какая форма губ должна быть у героев. Для меня эта была настоящая школа. Ну, как если бы я поехала учиться на дизайнера к большому мастеру. С нами был даже такой смешной случай. Рустаму наговорили, что вот продается огромная шуба из какого-то ценного меха. Мы побежали, купили ее, а оказалось, обманули, крашеный кот попался. Мы просто так долго жили в Казахстане, что обросли уже целым гардеробом, и вот — не хватало только шубки. Она до сих пор у меня в шкафу на почетном месте висит. Пусть и крашеный кот, но такой красивый. В вашей новой работе, «Последняя сказка Риты», и костюмы, и декорации тоже выглядят совершенно особенно. Как вы этого добились? Фильм «Последняя сказка Риты» я снимала на свои собственные деньги, и проект этот принципиально авторский и независимый. Я не хотела сдерживать свое творческое безумие, но меня, конечно, ограничивал бюджет, и все декорации мы сняли практически в одном павильоне, даже уличные сцены. Поэтому каждый раз нужно было находить некое решение, чтобы с минимальными затратами «обрабатывать» пространство, неузнаваемо-узнаваемо переиначивая его то в аварийную палату, то в кафе, то в похоронное бюро… По жанру этот фильм — современная сказка, что давало простор делать не «как в жизни», а как «над жизнью». Я хотела экранизировать свой личный сон, превра-тив его в кино. Поэтому внутри павильонов у меня было такое буйство красок, много красного и желтого. Вместе с художницами я разрабатывала эскизы павильонов, костюмов, лично работала реквизитором. Я даже не знаю профессии в кино, которой теперь не владею. Выходит, в собственных фильмах вы одеваете героев в тот же кинокутюр, который проповедуете собственным внешним видом, — сумасшедшее внимание к деталям, нюансам, оттенкам, нотам, вибрациям, как к ниткам, строчкам, кружевам. Кто вам помогал, были ли у вас ассистенты? Изначально все костюмы я придумывала сама, а потом для картины сделала несколько замечательных платьев дизайнер Катя Сычева: одно из черной кожи с воронами и второе из каракульчи с крысятами вместо воротника, что очень подходило моей героине. Наряды эти действительно кутюрные, как раз в тот момент погиб Александр Маккуин, и это были платья «по его душу». Совершенно не носибельные в реальности, безумные и киношные. Я именно такое и ценю. А ассистентов у меня не было, конечно, мои задания по костюмам выполняла портниха за наш скромный бюджет. Что особенно захватывающего вы открыли для себя, работая над программой «Красота скрытого. История нижнего платья». Снимая эту программу о моде, мы, разумеется, начали с Парижа — с хранилищ музея моды Гальера, с частных коллекций. История моды начинается именно с самого исподнего — с белья. Благодаря этим съемкам, я полюбова-лась на рубашки Марии Антуанетты. Надо заметить, это была крошечная особа, дамы той эпохи вообще были ростом с мою десятилетнюю дочь, как слабые цветы, выросшие вдали от солнца и витаминов, с крошечными ножками и ручками, что видно по обуви и перчаткам. А одно время в середине XVIII века было модно выходить в свет в тончайших шелковых платьях, которые повторяли каждый изгиб тела, и дамы смачивали ткань водою, чтобы она буквально прилипала к коже, создавая эффект голого тела. И в таком мокром виде выбегали на холодную улицу и в результате — по статистике — огромное количество смертей в самом расцвете сил, ведь воспаление легких тогда не очень умели лечить. Ничто не останавливало девушек в погоне за красотой на один вечер, в погоне, выходит, за смертью. Модель и муза Дафна Гиннесс в одном интервью призналась, что ее образ— защита от окружающего мира. Что транслирует ваш? Я согласна с Дафной, что от мира можно обороняться образами, раскрасками на лице, быть прикрытой еще несколькими лицами. Я даже думаю, что нуждаюсь в этом, иначе буду разрушена, представ настоящей. Где вы ищете вещи? Везде. Свою вещь можно найти в любом магазине. Даже на вещевом рынке. Это вопрос времени и вкуса. А вот времени у меня все меньше и меньше. Работы каких дизайнеров вам приятно иметь в гардеробе? Я очень люблю человечные вещи Nina Donis. Они уже ветераны движения русской моды, точнее битвы за моду. Их шелковые пиджаки до сих пор ношу, они самые любимые. Вообще много талантливых безумцев и стилистов.Когда я работаю с Данилой Поляковым как со стилистом, получается всегда по большому счету. Вот он очень безумен и поэтому люб мне. Что вы думаете о том, что на смену уникальным вещам на заказ пришел всепоглощающий массмаркет? Это очень грустно, все равно что когда наши бесконечные мэры Москвы ломали прекрасные старинные здания и ставили бетонные торговые дома с пластмассовыми окнами. Это насколько же надо быть варварами, чтобы так поступать. Чей внешний вид произвел на вас впечатление? У кого хочется если не учиться, то восхищаться? Меня когда-то поразила Фрида Кало, например, как она выглядела в жизни и как этот образ переходил в ее картины. Такую цельность я редко встречала. И кстати она никогда не повторялась и выглядела вне времени, неповторимая и незабываемая. При этом есть полная ей противоположность — мадемуазель Коко. Именно совсем поздняя Коко Шанель, одетая в вечную свою униформу —пиджак, юбка, нитка жемчуга, сигарета и шапо. И этот ее образ тоже восхищает именно своей безупречностью и скромным шиком. Я не всегда за скромность, но скромный шик — это высшая лига. Как вы начали работать с часовой фирмой Rado? В чем заключается ваше сотрудничество, что особенного вам это дает? Уже пятый год я являюсь лицом часов Rado, люблю их за элегантность, интеллектуальность и дерзкие юношеские поиски новых форм. Я даже участвовала в создании новой модели — рисовала эскизы и мне мечталось, чтобы внутри часов была бы заключена математическая спираль, как млечный путь из бриллиантов и сапфиров, как некий символ времени. Теперь эти часы у меня всегда на руке. Эта магическая коробочка — часы Rado — вселяет в меня умиротворение и иллюзию, что я распоряжаюсь временем, и это самая волшебная неправда на свете, поэтому мне иногда кажется, что часы скоро лишатся стрелок и будут разговаривать человеческими голосами, рассказывая, сколько мне осталось жить . Для рекламной кампании Rado вас снимал Али Махдави — фотограф с парадоксальным взглядом. Али — мой большой друг, очень близкий. Я люблю его видение женщины как объекта восхищения. Уже никто так не ставит свет на лицо своих дам, как Али — это старая голливудская школа, боюсь, молодые фотографы даже не поймут, почему все дамы в объективе Махдави словно светятся. И вообще я люблю Али, как доброго беззащитного художника, это уже мои человеческие связи. Работы Али Махдави А что скажете о фотосессии с Джоном Ранкином? Ранкин и внешне, и внутренне мне напомнил Наполеона. Он предельно дистанцирован, страстен, вдруг может неожиданно упасть на пол и «стрелять» фотоаппаратом, ползая на спине вокруг тебя. Вообще, мне всегда важен результат. Художников я люблю за их талант, а фотографии с Ранкином получились потрясающие! И он щедро подарил все фото, которые напечатал во время съемок, и даже подписал несколько на память. Работы Джона Ранкина Как вы думаете, сегодня по-настоящему сверкающие женщины — это кто? Раньше в детстве сверкающей женщиной мне казались все мои учительницы музыки, хотя одна была усатая и статная, а вторая худая и нервная, вся унизанная кольцами, которыми именно и посверкивала. Правда, она ужасно больно мне «играла» пальцами гамму по спине, когда я ошибалась в нотах, так что я просто ее опасалась и просила не сидеть близко. А когда я попала первый раз в Париж и зашла в офис Chanel, все дамы там мне казались ослепительными и недостижимо элегантными, так что я сразу бросилась в магазин (разумеется, не Chanel, потому что у меня тогда не было таких денег) и купила себе простое черное платье. А теперь я даже не знаю, кто меня может спровоцировать на такой отчаянный бросок. В России много красавиц, но «сверкучесть» высшей пробы — это приветливость, образованность, хорошие манеры, это некая стать, достоинство, которое никак не сымитируешь. И все-таки мне интересны творческие люди, а более всего — гении. Вот они-то и есть самые сверкающие. Земфира, например. Значит, див больше нет? Нет. И нечего обсуждать. Только на пленке старых фильмов. *********************************************************************** Интервью: Ксения Гощицкая Фото: Данил Головкин Стиль: Наташа Сыч и Данила Поляков Интервью: http://www.sobaka.ru/magazine/glavnoe/10555
Интервью с Ренатой Литвиновой — Афиша Daily
Шестого июня скончалась режиссер Кира Муратова. Когда-то именно она открыла актерский талант Ренаты Литвиновой, которая сыграла у Муратовой свои лучшие роли. Екатерина Писарева поговорила с Литвиновой о ее многолетней дружбе с Муратовой.
— Помните ли вы, как познакомились с Кирой Георгиевной?
— Это было на кинофестивале «Арсенал». Я только закончила сценарный факультет ВГИКа, и мою курсовую работу опубликовали в журнале «Киносценарии» — тогда этот альманах читали все кинематографисты. Его главным редактором был потрясающий сценарист [Евгений] Григорьев, он часто издавал дебютантов, давая им некий старт и шанс в профессии. И Кира прочитала меня и хотела даже поставить мой первый опубликованный сценарий «Принципиальный и жалостливый взгляд Али К.» — кстати, это в чем-то взгляд и Киры Георгиевны тоже, очень принципиальный и жалостливый.
И вот через какое-то время я приезжаю на «Арсенал», была ночь и салют, вдруг ко мне подбежали и сказали, что только что приехала Кира Муратова! Я так и подошла к ней представляться — под взрывы и вспышки петард. После она мне сказала: «Мы совершенно вас другой представляли!» «Мы» — это она и ее муж, художник и соратник Женя Голубенко. Прошло почти тридцать лет с того дня.
— И каким было ваше первое впечатление, какая она, великая Муратова?
— Первое впечатление от нее — то, как она пронзительно смотрела и какая была добрая и веселая одновременно. Кира в меня всегда вселяла какую-то радость — это было необъяснимо — или она меня очень удивляла, даже критикой, настолько она была парадоксальной. Как какая-то совершенная математическая формула, вот такими иногда были ее высказывания.
— Менялась ли с годами ваша дружба?
— Не могу сказать, что это была дружба. С моей стороны — кто я была в начале нашего пути? Двадцатиоднолетняя выпускница сценарного факультета. Для меня Кира была чем-то большим, чем режиссер или друг, — я восприняла ее сразу как Учителя, а это как родственная связь. Когда меня кто-то критиковал или обижал, она всегда меня защищала — а я уж тем более, как если бы кто-то оскорблял мою маму. Вот такое у меня было отношение к Кире.
Потеряв ее сейчас, осознаешь, как любишь этого человека. Я ее очень любила. Она меня открыла, научила многому — почти всему в кино. Она всегда была беспощадно честна со мной. Да и со всеми. И она постоянно изумляла меня своими жизненными и творческими установками и своею дерзостью, которая бывает только у очень юных. Никогда я не чувствовала ее возраста — всегда она размышляла как молодая. И была добра и благородна, как будто все человеческие предательства и несчастья не испортили ее отношения к людям.
— Мешало ли вашему общению то, что она жила в Одессе, а вы в Москве? Насколько вам обеим было комфортно в современной политической ситуации?
— Физическое расстояние держало между нами священную дистанцию. Не политическую. А так, я последние несколько лет обещала, хотела приехать к ней, а вот приехала только на похороны…
Жизнь без съемок и отсутствие работы угнетало Киру Георгиевну — ведь больше всего на свете она любила снимать кино
Рената Литвинова
Актриса, сценаристка
Я сколько помню, на одесской киностудии, где она снимала свои фильмы, а я, соответственно, вместе с ней — там всегда было полуобитаемо, без отопления. Мы озвучивали фильмы в звукоцехе в дубленках и куртках. Однажды на мне загорелась песцовая шуба от обогревателя, но все обошлось, а сама студия сгорела через полгода окончательно — дотла.
Так и не дождались мы за эти тридцать лет ее расцвета… Кино становилось все сложнее и сложнее запускать, доставать под проекты деньги, а потом эта политическая ситуация поставила крест на финансировании из России. Кира словно жила в своеобразной южной ссылке — в единственном числе, ни с кем не смешиваясь и храня себя. И в Москву она переезжать отказывалась.
© Ксения Поггенполь
— Вы ведь учились на сценарном во ВГИКе, и только Муратова смогла открыть в вас актерское дарование. Как же ей удалось убедить вас попробовать себя в иной ипостаси?
— Уже когда я училась на сценарном факультете ВГИКа, меня много приглашали сниматься, даже известные режиссеры, а я всегда держалась своих принципов — не быть актрисой — и отказывалась. Но с Кирой Георгиевной как я могла вообще что-то решать? Кира позвала — я сразу согласилась, как солдат, настолько я ее уважала. И для меня вмиг зажглось счастье — быть рядом с ней на площадке и узнать — как это бывает, когда снимают гениальное кино.
— А каким был ваш первый день на съемочной площадке?
— Важнее были первые пробы — когда я вдруг произнесла свои монологи, которые написала сама для себя в фильме «Увлеченья», и сыграла. Мы все вместе подошли к монитору и стали смотреть мои пробы. И вдруг все заулыбались и даже засмеялись, глядя на экран и на меня в роли медсестры Лили. Мне было дико на себя смотреть в экране, но одновременно это было так странно интересно… И тогда я поверила Кире Георгиевне, что я смогу у нее сыграть, — поверила окончательно и бесповоротно и больше никогда не сомневалась.
Она открыла во мне эту дверь — быть у нее актрисой, больше ни у кого я так не могла играть. Только у моей любимой Киры, у которой я могла быть самой собой или той, которую хотела Кира. С ней у меня получалось все. Это нескромно, но это правда. И это ее заслуга и магия.
— Без Киры Георгиевны вы бы не были актрисой, а без чего ее не могло бы быть? Что (или кто), на ваш взгляд, на нее оказали сильное влияние?
— Она всегда говорила про Сергея Герасимова, своего учителя во ВГИКе, с обожанием. Он ее любил взаимно и всегда ей помогал — она была его любимой ученицей на том режиссерском выпуске. Еще она любила Параджанова, с которым дружила, и он был даже в нее по-особому влюблен. Она любила Германа-старшего, очень любила Сокурова — мы вместе на Берлинском фестивале бежали смотреть его фильм прямо со своего показа, так она боялась опоздать! Она любила своего мужа Женю Голубенко — своего соратника и своего художника, своих внуков и всех своих актеров на площадке… Наверно, она могла бы и без них свершиться, настолько она была сильная, но она свершилась вместе со всеми своими такими любовями… Были нелюбви тоже, но любви было больше.
— А было ли что-то в Кире Георгиевне, чего вы не понимали?
— Понимать или не понимать Киру — так никогда не было с ней. Вот если ты любишь человека, ты его таким принимаешь — рано или, раскаиваясь, поздно.
Отрывок из фильма «Три истории» Киры Муратовой
— Довольно часто наряду со знаменитыми актерами она предпочитала снимать непрофессиональных. Как вы думаете, почему?
— Я тоже у нее научилась этому — снимать непрофессиональных актеров — зато личностей, персонажей! Она всегда говорила про ложку дегтя в бочке меда, иначе слишком сладко.
— А насколько она обращала внимание на музыкальное сопровождение в фильме, работала над ним? Какую музыку слушала?
— При мне, на моих глазах Кира полюбила Земфирину музыку — как-то эти две гениальные женщины прониклись друг к другу. Кира пришла к ней на концерт в Одессе — Земфира ее пригласила и спела в строчках своей песни: «Я полюбила вас, Кира Муратова!..» Я недавно увидела этот фрагмент и заплакала.
— Было ли у нее что-то, что она мечтала экранизировать, но не сделала по тем или иным причинам?
— Ей не разрешили снять «Княжну Мэри» по Лермонтову. Собрали какое-то собрание на Одесской киностудии, заклеймили, закрыли картину, уволили из режиссеров, смыли снятые негативы — ей пришлось работать в библиотеке киностудии, чтобы на что-то жить… А потом она все равно сняла много гениальных картин.
— Какой главный жизненный урок она вам преподала? Что в Ренате Литвиновой воспитано Кирой Муратовой?
— Мой главный жизненный урок от Киры — быть поодаль, одной, отдельной. Уметь пойти против всех. Уметь быть раздражающей — уметь смириться с непониманием и все равно продолжать. И она меня научила любить кино. И прощать. И быть женщиной-режиссером — тоже научила она. Она как второй мой университет, который длился почти тридцать лет.
И она меня научила когда-то: «Хотите я открою вам секрет? Монтируется — все! Нет никаких правил!» Вот в этом зазоре, где нет правил, там и укрываются все гении.
Подробности по теме
Кира Муратова: «Я вышла на финишную прямую, понятно?»
Кира Муратова: «Я вышла на финишную прямую, понятно?»— А чем в итоге закончилось противостояние с пограничной службой Украины? В новостях говорили, что вас могут не пустить на прощание.
— Хоть мне говорили, что меня могут не пустить на границе с Украиной, я все равно не могла не поехать к Кире. Из Москвы мы летели через третью страну, чтобы приземлиться в Одессе, — прямых рейсов с Украиной у нас теперь нет. На паспортном контроле у меня взяли отпечатки пальцев и пропустили — это заняло минуты три. А в самой Одессе люди были очень добрые.
Похороны прошли, как завещала Кира, — без речей, приглашенных, прощаний и поминок, она это ненавидела. Она хотела, чтобы ее сожгли и не было могилы. Это были самые светлые похороны в моей жизни. Все было так, как она хотела. Даже в своих похоронах она была самая крутая. Но пока мне до сих пор не осознается, что больше никогда мы не запустим ее камерный и малобюджетный фильм в Одессе.
Есть контакт! Первые интервью с фрешменами, подборки книг, сериалов и новости, которые будут обсуждать завтра, — в нашем паблике во «ВКонтакте».РЕНАТА ЛИТВИНОВА: «Земфира — мой пожизненный соратник». Интервью журналу L’OFFICIEL
Автор пьесы, режиссер и актриса — Рената Литвинова едина в трех лицах в своем новом спектакле «Северный ветер» в МХТ имени А. П. Чехова. L’Officiel Russia расспросил Ренату о трудностях работы над постановкой, дружбе, любви, семье и планах на будущее (как всегда — амбициозных).
Фото: Николай Бирюков
Часть 1. О спектакле «Северный ветер»
Рената, давайте начнем с нашего информационного повода. Почему вы решили делать этот спектакль?
Я села и вдруг начала писать пьесу. Я никогда не писала пьесы, хоть и закончила сценарный факультет. А что такое сценарий? Это то, что видно и слышно. Нечто близкое к театру, где ты не можешь написать: «Герой почувствовал то-то, у него в голове пронеслась вся жизнь». Если в кино применяется закадровый текст, это уже от отчаяния.
У нас ведь со сценаристами туго.
Да, это системная ошибка: Россия — пишущая страна, поставляющая миру выдающиеся тексты. Но это совершенно разные жанры — писать прозу и выстраивать диалоги в кино, в театре — наполнять скелет мышцами и прочими деталями, включая кожу. Например, я обожаю сочинять диалоги, я про себя это знаю. Иногда начинаю с какого-то наброска разговора, выстраиваю из него дом, в котором разговаривают эти герои.
Фото: Николай Бирюков
Почему вдруг театр? Вам нравится играть на сцене?
Я люблю конкретно МХТ им. Чехова и нигде никогда больше не играла. Я играю в этом театре больше десяти лет, но если выбирать — актерство или режиссура, я выбираю авторство: сидеть под сценой, под камерой и выстраивать — сочинять свою концепцию мира. И иногда вскакивать в обслуживающей роли, которая бы помогала героям.
Какая вы в работе? Жесткая, нервная, долгая, стремительная?
Недолгая, кстати. У нас никогда не было репетиций до ночи. В длинных репетиционных периодах, несомненно, есть плюсы, но и минусы, когда утрачивается свежесть и адекватность восприятия. И кстати, я никогда не оскорбляю — я очень люблю своих артистов, но я требовательна. Некоторые люди, например, наш театральный звукорежиссер Галя не понимала «моего языка» и все время просила Земфиру перевести по-русски, что я такое ей сказала. А Земфира ее как раз понимала и защищала от меня. Я же вскипала!
Фото: Николай Бирюков
Хочется больше про ваши репетиции, про сам спектакль…
Читки, репетиции и поиски я начала еще зимою, дописывая параллельно роли под своих актеров, проникаясь к ним и в них. В спектакле есть настоящие, выдающиеся актерские открытия — «куски, монологи, нити в ковре». У меня блистательный актерский состав — ансамбль: Софья Эрнст, Кирилл Трубецкой, Надежда Калиганова, Павел Ворожцов, Евгений Перевалов, Римма Коростылева, Мария Фомина… Люблю всех! Некоторых мне открыл Костя Богомолов — он оказался настоящим «геологом талантов» — ищет их и очень им помогает! Включая и меня. В каком-то смысле это очень нетипично и очень щедро с его стороны — делиться своими наработками. Вообще сам МХТ — такой театр, где любят открывать и давать шанс. И помогать, чтобы все состоялось.
В МХТ есть свои «ангелы театра» — Ольга Семеновна Хенкина, например. Она словно из «Театрального романа» Булгакова, театр —
Рената Литвинова рассказала о харассменте: «Я матерая дама, попробуй ко мне пристань!»
Режиссер, актриса, сценарист, светская львица и главная богиня отечественного кинематографа Рената Литвинова дала новое интервью, в котором рассказала обо всем и сразу: и про планы на Новый год (в гостях у друзей), и про новый проект с Земфирой, и про грядущие президентские выборы (спойлер: Путин — лучше всех) и даже про Ксению Собчак.
Полная версия интервью появится только в январе, пока же в сети доступен небольшой отрывок. SPLETNIK.RU собрал самые яркие цитаты.
Про харассмент
Вы знаете, у меня даже не было шанса вот так с кем-нибудь переспать, чтобы куда-нибудь там после этого рвануть. Но, разумеется, я знаю случаи, когда режиссеры используют свое положение и могут приставать. Со мной тоже бывало такое, но это было так смешно! И это все равно не было сопряжено с тем, что моя карьера была под угрозой и меня насиловали или принуждали.
Я матерая дама, попробуй ко мне пристань. А потом, может, ко мне никто и не пристанет в моем возрасте. Я тоже отдаю себе в этом отчет.
Не представляю, чтобы меня взяли и заставили что-то такое делать. Особенно такой страшный мужчина, как Вайнштейн. Это просто невозможно. Столько даже не выпить…
Про Гошу Рубчинского и Земфиру
Мы запускаемся с нового года с фильмом, который будет сделан по мотивам моей пьесы «Северный ветер», которая сейчас идет во МХТе. Моя мечта — что мы наконец-то снимем этот фильм.
Земфира будет писать музыку к фильму. Для «Северного ветра» она написала совершенно выдающуюся музыку. Это живущий среди нас гений.
Рената Литвинова в спектакле «Северный ветер»
Про Путина
Не скажу, за кого буду голосовать. Но, конечно, если смотреть правде в глаза, то у нас сильнее нынешнего президента Путина никого нет. Не перехлестнет его никто.
Про балет «Нуреев» и дело Кирилла Серебренникова
Хорошо бы его еще доделать. Есть некоторые сцены, которые сделаны совершенно блестяще, а в некоторых сценах было видно, что это сырые наброски. Но все равно это совершенно потрясающая идея сделать эту биографию.
Я так печалюсь <за Кирилла>. Я, конечно, хочу, чтобы его скорее выпустили и все это скорее решилось. Это мой коллега, и я очень переживаю за него.
Про Ксению Собчак
Мы все знаем очень много о Ксении Анатольевне. Это единственный кандидат, который очень прозрачен. Но то, с какой силой она рванула, с достаточно сильной командой… Это вызывает вопросы: откуда возникла эта идея, что, будучи просто редактором глянцевого журнала и достаточно успешной телеведущей и журналисткой, она вдруг возымела такие амбиции? Это достаточно неожиданно и, может быть, даже подозрителньо.
Но я вижу, как это ей приносит счастье, как она получает удовольствие… Кто стоит за ней — я не понимаю.
Про политику
Мне нравятся женщины, которые хотят быть в политике. Но к политике я отношусь как к самому грязному жанру.
«Россия — территория страдания». Интервью с Ренатой Литвиновой о сильных женщинах и скандалах на шоу «Минута славы» — Новости
— Мне очень интересно с вами провести это время. Вы лучше узнаете меня, а я — вас, — начала Рената свое выступление. — Можно я сегодня буду вашим учителем? Это к вопросу о том, для чего я это делаю. Мне очень это нравится. У учителей такая великая карма… Они всегда попадают в рай.
«Учениц» в зале собралось много — оказалось, что школьницы Ренату боготворят. Одна из них во время выступления внезапно забралась на сцену, чтобы подарить цветы, но, увидев актрису так близко, не справилась с эмоциями и начала плакать — горько, закрывая лицо руками, так что Ренате Литвиновой пришлось утешать ее на глазах всего зала.
Закончилась сцена тем, что девушка достала телефон и стала делать селфи с любимым режиссером. «Вы что, будете сейчас со мной фотографироваться?!» — удивилась Рената, но отказываться не стала, чтобы хоть как-то успокоить свою юную поклонницу и проводить ее со сцены.
После выступления Рената решила поближе познакомиться и с другими зрителями. Предложила им выйти к микрофону и задать несколько вопросов. В очередь начали выстраиваться все те же школьники, многие специально приехали на ее выступление из других городов.
Они хотели знать все о любимых художниках Ренаты, подняться на сцену и сфотографироваться (на этот раз Рената не разрешила), делали комплименты ее блестящему наряду («У вас такое платье красивое! Но и вы вся — красивая!»), спрашивали, стоит ли им заниматься театральным искусством, если они не уверены в себе. Одни честно признавались, что «окунулись в ее творчество недавно и пока только начали свое плавание», другие — что «любят ее с детства».
Поклонники постарше предлагали свою помощь в работе над новыми проектами («бес-плат-но!»), а одна девушка спросила, что ей нужно сделать, чтобы позавтракать вместе с Ренатой и Земфирой. «Зачем вам это нужно? Если вы хотите поесть, то зачем вам нужны еще два тела рядом?» — удивлялась Рената. «Я хочу получить доступ к этим «телам» и узнать их мнение о своей музыке», — настаивала композитор.
До этого в течение почти двух часов Рената рассказывала залу свою биографию, разбавленную забавными историями из жизни и кинонарезками. О том, как оставляла мужской плащ в коридоре, чтобы убедить гостей, что ее отец не ушел из семьи, а всего лишь ненадолго отлучился; об ухажерах своей матери, один из которых оказался свадебным аферистом; о коротком зеленом платье, спасшем ее от провала во время защиты диплома во ВГИКе; о знакомстве с Кирой Муратовой, о первых ролях, съемках «Последней сказки Риты» и творческом союзе с Земфирой; о том, что значит для нее патриотизм и почему Россия — это «территория страдания»…
— Во время выступления вы назвали Россию «территорией страдания» — страной, созданной для того, чтобы здесь рождались великие произведения, которые способны войти в историю. Можно ли быть просто счастливым человеком на земле, которая создана для страдания?
— У меня есть такая версия, что там, наверху, кому-то все-таки интересно получать новые выдающиеся тексты, а от счастья, понимаете, не рождается искусства… Все равно человек творческий — это, прежде всего, человек страдающий. Уверяю вас, что если вы счастливы, у вас никогда не возникнет желание сесть и написать какую-то великую трагедию. Но и здесь счастье, конечно, есть: нельзя мою метафору о великих русских писателях и поэтах превратить в критику. Я люблю свою родину и русский язык, я здесь живу, работаю и никуда не уезжаю. И тоже пишу свои тексты. Например, сейчас написала пьесу для МХТ им. Чехова «Северный ветер» и готовлю его к постановке как режиссер.
— Как-то вы сказали, что Россию для вас олицетворяют красивые женщины. Это по-прежнему так?
— Мне кажется, что да. Мы — очень женская страна. В России всегда на главных постах мужчины, но страной все равно правит женская сила. Ну и нас больше. У нас же такой большой демографический перекос! И, в конце концов, с нами нужно считаться…
— Как бы вы описали русских женщин?
— У нас такие потрясающие женщины! В России женщины очень сильные, очень красивые, очень добрые. Женщины, которые готовы тянуть за трех, за четырех, за пятерых — если надо. Пока не упадут. Это жертвенность, которая присуща только русской женщине. Это отличает ее [от всех остальных]. В этом, конечно, ее величие и, может быть, ошибка… Она может быть и в положительном, и в отрицательном смысле исключительной.
— Может ли женщина когда-нибудь возглавить страну?
— Наверное, мы к этому еще исторически не пришли. Даже в Америке не избрали женщину…
На самом деле я, конечно, за женщин, но это очень сложный путь. Чтобы здесь [в России] женщине возглавлять… Что такое женщина? Все равно она зависима от связей «муж — семья — дети». Это очень сложный процесс, и он не может быть так просто решен. Это должно прийти и усвоиться с кровью.
— Почему вы согласились войти в состав жюри шоу «Минута славы»?
— Я согласилась туда пойти, потому что мне это было интересно: мы договорились с Владимиром Владимировичем Познером, что если он туда пойдет, то я тоже пойду.
— Насколько вам интересно то, что там происходит?
— На записях программы я вижу то, что называется Россией, все наши территории.
И мне очень интересно на них смотреть. Там есть выдающиеся совершенно номера, потрясающие, удивительные люди…
— Ваша реакция на выступления девочки из Нижнего Тагила Вики Стариковой вызвала много обсуждений в Сети. Сейчас, когда прошло время, вы все еще чувствуете тот «внутренний протест»?
— Есть такие случаи, когда амбиции родителей движут ими, и это какое-то дьявольское дело. Потому что если ребенок получил отказ, то это может нанести ему несокрушимую травму. Я считаю, что этого не надо делать. Это какая-то большая ошибка родителей, которую они делают ради своей гордыни. И, конечно, я против гордыни родителей, которые приводят своих маленьких, беззащитных детей для того, чтобы потешить свое [самолюбие]. Ребенок должен окрепнуть, он должен прийти к этому. Нельзя его тащить на жестокий конкурс, какие бы мотивы ими ни двигали, его нужно беречь, потому что это еще юное существо. С другой стороны, есть в шоу, например, цирковые артисты, которые достаточно рано начинают свою карьеру. Есть исключения, но это исключение.
— Вы проголосовали за то, чтобы танцор Евгений Смирнов участвовал в проекте и дальше, когда казалось, что вы против, чтобы он выступал на шоу…
— Когда приходят люди, у которых волею судеб… у человека нет ноги… Я считаю их победителями. Это очень мужественные, потрясающие люди. Я не понимаю, как им можно участвовать в конкурсе, ведь они уже победили. Они вышли победителями над всей этой вопиющей ситуацией в нашей стране с людьми с ограниченными возможностями… Во всех смыслах. Вы не представляете, какая это боль-преболь. И если человек все это победил и оказался на этом шоу… Я просто сразу присуждаю ему первое место! Для меня это такая боль — оценивать или не оценивать его.
Некоторые восприняли мои слова так, будто я не пускаю людей с ограниченными возможностями участвовать в конкурсе, а я, наоборот, ставлю их на первое место. Это именно герои-победители. Я не понимаю, как их можно судить — это несправедливо. То, что сделали они, невозможно вставить ни в какой конкурс. Настолько они выше всего этого. Поэтому, если вам нужно мое мнение, то эти люди у меня на первом месте.
Фото: Дарья Попова. Видео: Первый канал